— Денис, ты мои серебряные серьги не видел? Те, которые с бирюзой, я их на прошлой неделе только купила. Вчера вечером сняла, положила на тумбочку у кровати, а сейчас найти не могу.
Катя стояла посреди спальни, растерянно оглядываясь. Она уже перерыла шкатулку с украшениями, проверила карманы халата, заглянула под кровать – безрезультатно. Серьги словно испарились.
Денис, лениво потягиваясь на диване в гостиной с телефоном в руке, даже не повернул головы.
— Опять ты что-то потеряла, Катюш. Сама знаешь, вечно у тебя всё куда-то девается. Посмотри получше, наверняка закатились куда-нибудь. При чём тут я?
Катя нахмурилась. Да, она бывала невнимательной, но эти серьги ей очень нравились, и она точно помнила, куда их положила. Она подошла к дверному проёму.
— Я уже везде посмотрела. Их нет. И знаешь, что странно? Вчера Алина заходила, как раз, когда я их снимала. Она ещё комплимент им сделала, мол, красивые, дорогие, наверное.
Денис оторвался от телефона, на его лице промелькнуло лёгкое раздражение.
— Ну вот, началось. Опять Алинка виновата? Кать, ты серьёзно? Она твои серьги, что ли, взяла? Не смеши. Она просто зашла чай попить, поболтать. Ты же сама её позвала.
— Я не говорю, что она взяла, — Катя постаралась говорить спокойно, хотя внутри уже закипал неприятный осадок. — Просто совпадение странное. Сначала та брошка пропала, помнишь, бабушкина? Тоже после её визита. Ты тогда сказал, что я её сама куда-то засунула. Теперь вот серьги.
— Брошку ты потом нашла в старой шкатулке, сама же говорила! — Денис повысил голос. — Вечно ты на мою сестру наговариваешь. Что она тебе сделала? Да, живёт скромнее нас, не может себе позволить такие цацки, как ты. Но это не значит, что она воровка! У неё гордость есть.
Катя поджала губы. Брошку она действительно нашла, но гораздо позже и совсем не там, где искала, как будто её подбросили. А сейчас… Ощущение было липким и неприятным. Она знала, что Алина, младшая сестра Дениса, всегда с некоторой завистью смотрела на их с Денисом достаток, на её вещи, на то, как обставлена их квартира. Эта зависть сквозила в её слишком пристальных взглядах на Катины наряды, в вопросах о ценах, в комплиментах, которые звучали как-то двусмысленно. Алина часто заходила без предупреждения, вела себя по-хозяйски, могла запросто открыть холодильник или заглянуть в шкаф, пока Катя была в другой комнате. Денис считал это нормальным – «она же своя, родная сестрёнка». А Катю это внутренне напрягало.
Прошла неделя. Осадок от пропавших серёг остался, но Катя старалась об этом не думать, убеждая себя, что Денис прав, и она сама их куда-то засунула. Алина за это время заходила ещё пару раз. В последний её визит Катя как раз вернулась с работы, принеся новый флакон французских духов, подарок самой себе за удачный проект. Она поставила красивую коробочку на комод в прихожей, собираясь распаковать позже. Алина пришла через полчаса, как всегда, без звонка. Они посидели на кухне, выпили кофе. Алина много щебетала о своих проблемах на работе, о нехватке денег, о том, как ей всё надоело. Катя слушала вполуха, думая о своём. Когда золовка ушла, Катя вспомнила про духи. Подошла к комоду – коробочки не было.
Сердце неприятно ёкнуло. Она быстро осмотрела прихожую, заглянула в пакеты, которые принесла с работы. Пусто. Она метнулась на кухню, в ванную, в комнату. Нигде. Духи исчезли так же бесследно, как и серьги.
Вечером, когда Денис вернулся домой, Катя встретила его у порога. Она не стала ходить вокруг да около.
— Денис, сегодня пропали духи. Новые, которые я только купила. Их нет. И опять это случилось после визита Алины. Ты будешь снова говорить, что я сама их потеряла?
Лицо Дениса помрачнело. Он прошёл в комнату, бросил сумку на кресло.
— Катя, прекрати, а? Ну что за бред? Какие духи? Может, ты их на работе оставила? Или в магазине? Зачем ты всё время валишь на Алину?
— Я их принесла домой! Я поставила коробку вот сюда, на комод! — Катя ткнула пальцем в пустое место. — Алина пришла, посидела у нас, а когда ушла – духов не стало! Денис, это уже не совпадение! Сначала серьги, теперь духи! Она роется в моих вещах, когда я не вижу!
— Да что ты такое говоришь?! — Денис вспылил. Он подошёл к ней почти вплотную, глядя сверху вниз. — Ты хоть понимаешь, в чём ты её обвиняешь? В воровстве! Родную сестру! Да как у тебя язык поворачивается? У неё жизнь и так нелёгкая, крутится как может, а ты тут со своими духами за бешеные деньги! Может, тебе просто жалко, что у кого-то жизнь сложилась хуже, чем у тебя? Завидуешь её… её простоте?
— Завидую?! — Катя почувствовала, как кровь бросается ей в лицо. — Я завидую тому, что твоя сестра шарит по моим вещам и тащит всё, что плохо лежит?! Денис, очнись! Она пользуется твоим покровительством и моей невнимательностью!
— Хватит! — рявкнул Денис так, что Катя невольно отступила. — Я не желаю больше слышать ни слова плохого о моей сестре! Если тебе что-то не нравится, если ты считаешь наш дом проходным двором, то это твои проблемы! А Алина – моя семья, и она будет приходить сюда, когда захочет! Поняла?
Он резко развернулся и ушёл на кухню, демонстративно громко хлопнув дверью холодильника. Катя осталась стоять посреди комнаты. Обида и злость смешивались в ней с холодным, ясным пониманием: Денис ей не верит. Он никогда не поверит. Он будет защищать Алину до последнего, даже если она вынесет из дома всё. Значит, ей придётся действовать самой. И доказать ему – и себе – что она не сошла с ума и не наговаривает на «бедную» золовку. В её голове начал складываться чёткий и неприятный план.
Две недели Катя вынашивала свой план. Она заказала в интернете миниатюрную камеру, такую, что легко могла сойти за обычный USB-накопитель. Забрала её с пункта выдачи тайком, пока Денис был на работе, и долго изучала инструкцию, чувствуя себя одновременно и сыщиком, и каким-то низким соглядатаем. Но решимость её была твёрже камня. Она больше не собиралась слушать отговорки мужа и списывать всё на свою «рассеянность». Ей нужны были факты, железные, неопровержимые.
Место для камеры она выбрала тщательно – на верхней полке платяного шкафа в спальне, направив объектив так, чтобы в него попадала и тумбочка, и её часть шкафа, где лежали украшения и косметика. «Приманкой» послужила та самая бабушкина брошь – старинная, с потемневшим серебром и тусклым гранатом в центре. Катя «случайно» оставила её на самом видном месте, на шкатулке с украшениями, которую специально не стала убирать.
Алина, как по заказу, нагрянула в субботу днём. Денис уехал на рыбалку с друзьями, и Катя была дома одна. Она встретила золовку с нарочитой приветливостью, предложила чаю, завела ничего не значащий разговор о погоде. Алина, как обычно, была словоохотлива, жаловалась на начальника, на цены, на то, что «нормальных мужиков днём с огнём не сыщешь». Катя кивала, улыбалась, а сама внимательно следила за каждым её движением, за каждым взглядом, брошенным в сторону спальни.
В какой-то момент Катя, сославшись на то, что ей нужно проверить почту на компьютере, ушла в другую комнату, оставив Алину одну на кухне. Дверь в спальню она предусмотрительно оставила приоткрытой. Сердце колотилось так, что, казалось, его стук слышен по всей квартире. Она сидела перед монитором, но не видела букв, все её мысли были там, в спальне. Прошло минут десять, которые показались ей вечностью. Потом она услышала тихие шаги Алины, прошедшей от её комнаты в сторону прихожей.
— Катюш, я, наверное, пойду, — голос Алины прозвучал из коридора. — Дел ещё куча. Спасибо за чай!
— Да не за что, заходи ещё, — стараясь, чтобы голос не дрожал, ответила Катя.
Когда за Алиной закрылась входная дверь, Катя пулей кинулась в спальню. Первым делом её взгляд упал на тумбочку. Броши не было. Руки слегка дрожали, когда она доставала камеру. Подключив её к ноутбуку, она с замиранием сердца открыла файл с записью.
Вот Алина входит в спальню, оглядывается. Несколько секунд она просто стоит, прислушиваясь. Потом её взгляд цепляется за тумбочку. Она подходит, берёт в руки брошь, вертит её, рассматривая со всех сторон. На её лице появляется странная усмешка – смесь жадности и какого-то торжества. Она быстро оглядывается на дверь, затем, недолго думая, суёт брошь в карман своей джинсовой рубашки. После этого она ещё несколько секунд копается в Катиной шкатулке, перебирая кольца и цепочки, но, видимо, не найдя ничего достаточно интересного или опасаясь быть застигнутой, отходит и покидает комнату. Всё. Чётко. Неопровержимо.
Катя откинулась на спинку стула, чувствуя, как волна холодного гнева поднимается изнутри. Это было даже хуже, чем она предполагала. Не просто импульсивное желание взять то, что понравилось. Это было осознанное, хладнокровное воровство.
Вечером, когда Денис вернулся, усталый, но довольный рыбалкой, Катя молча подождала, пока он поест и устроится на диване с планшетом. Затем она подошла и положила перед ним ноутбук с открытым видеофайлом.
— Посмотри, — сказала она ровным, лишённым всяких эмоций голосом.
Денис удивлённо поднял на неё глаза, потом перевёл взгляд на экран. Он нажал на «play». Катя видела, как меняется выражение его лица. Сначала недоумение, потом неверие, потом… что-то похожее на шок. Когда ролик закончился, он несколько секунд молчал, глядя в тёмный экран.
— Это… это что? — наконец выдавил он. Голос его был глухим.
— Это твоя сестра, Денис, — так же спокойно ответила Катя. — Ворует мои вещи. В нашем доме. Как тебе такое кино?
Денис резко поднял на неё глаза. В них уже не было шока, а проглядывало что-то другое – раздражение, смешанное с растерянностью.
— Кать, ну… может, она просто посмотреть взяла? Ну, понравилась ей брошка, хотела примерить, а потом забыла положить на место? Ты же знаешь Алину, она рассеянная немного.
Катя смотрела на него, и ей хотелось то ли рассмеяться ему в лицо, то ли закричать. Он видел. Он всё видел своими глазами, но продолжал искать оправдания.
— Ты сейчас серьёзно? Денис, ты видео внимательно смотрел? Она огляделась, убедилась, что меня нет, и сунула её в карман! А потом ещё и в шкатулке моей рылась! Какая, к чёрту, рассеянность?!
— Ну, Катюш, пойми, у неё детство тяжёлое было, — Денис встал, начал ходить по комнате. — Отец пил, мать одна нас тянула. Ей всегда всего не хватало. Она видит, что у тебя всё есть – красивые вещи, косметика дорогая… Ну, может, позавидовала немного. С кем не бывает? Может, просто подержать в руках хотела, почувствовать себя… ну, ты понимаешь. Это не со зла, я уверен! Она бы вернула, обязательно бы вернула!
Катя слушала его, и внутри всё переворачивалось от этого потока лживых, жалких оправданий. Он не просто защищал сестру, он обесценивал её чувства, её право на свои вещи, на уважение в собственном доме.
— То есть, по-твоему, тяжёлое детство – это индульгенция на воровство? – Голос Кати начал набирать силу, в нём зазвучали стальные нотки. — А моя «обеспеченность» даёт ей право шарить по моим вещам и брать всё, что ей приглянётся? Денис, она воровка! И ты это прекрасно видишь! Но ты предпочитаешь закрывать на это глаза, потому что она – твоя сестра! А я, значит, должна это терпеть и молчать?!
— Да не воровка она! — почти выкрикнул Денис. — Просто… оступилась! Пойми, ей сейчас трудно, денег нет…
— Вот именно! — Катя резко прервала его. Она подошла к нему вплотную, глядя прямо в глаза. Её лицо было бледным, но решительным.
— Что «именно»?!
— Делай что хочешь, но, чтобы завтра утром мои вещи были дома! А сестра твоя, чтобы и близко больше не подходила к нашему дому!
— Ты серьёзно?
— Серьёзнее некуда! Все! И серьги, и духи, и эта брошь! Чтобы всё это было дома! А про её присутствие тут, я серьёзно! Никогда! Пусть даже не приближается! Ты меня понял? Это мой ультиматум. Либо так, либо…
Она не договорила, но Денис всё понял по её взгляду. Он смотрел на жену, на её непреклонное лицо, и впервые за многие годы почувствовал, что почва уходит у него из-под ног. Он привык, что Катя, пусть и поворчав, в конце концов, уступала ему, особенно в вопросах, касающихся его семьи. Но сейчас перед ним стояла другая женщина – холодная, решительная и готовая идти до конца.
Денис почти не сомкнул глаз. Ультиматум Кати, её ледяной, непреклонный тон – всё это отдавалось в голове тупой, ноющей болью. Злость на жену за её жёсткость, за то, что она поставила его в такое положение, смешивалась с глухой злостью на Алину, которая, похоже, действительно его подставила, и на самого себя – за эту идиотскую, безвыходную ситуацию. Идти к сестре с обвинениями? Требовать вернуть какие-то побрякушки? Это было унизительно и, по его внутренним ощущениям, как-то… неправильно. Алина – это Алина, младшая, непутёвая, вечно попадающая в какие-то истории, но своя, родная.
Утром, так и не придумав ничего конструктивного, он, мрачный как туча и совершенно невыспавшийся, поехал к сестре. Алина жила в старенькой, доставшейся от бабушки однокомнатной квартире на другом конце города. Обстановка там была более чем скромная, местами даже откровенно убогая, и Денис каждый раз, бывая у неё, испытывал сложный коктейль из жалости, лёгкого превосходства и какого-то смутного, неоформленного чувства вины за то, что его собственная жизнь сложилась куда удачнее.
Алина встретила его с нескрываемым удивлением, но без особой радости на лице. Она была ещё в старом, застиранном домашнем халате, волосы неопрятно собраны в хвост.
— Дениска, привет! Какими судьбами так рано? Что-то стряслось?
Денис неловко мялся в тесной прихожей, не зная, с какой стороны подступиться к неприятному разговору. Он не привык разговаривать с сестрой в приказном или обвинительном тоне, предъявлять ей какие-либо претензии. Обычно их общение сводилось к её пространным жалобам на жизнь, на отсутствие денег, на несправедливость судьбы и его дежурным, ни к чему не обязывающим обещаниям «подумать, чем можно помочь».
— Алин, тут такое дело… — он наконец выдавил из себя, старательно избегая смотреть ей в глаза. — Катя… она, в общем, говорит, что у неё пропали некоторые вещи. Ну, там, серьги её новые, духи… брошка какая-то старая.
Алина уставилась на него, её тонко выщипанные брови поползли вверх, на лице отразилось искреннее, как показалось Денису, недоумение.
— Пропали? Ну и что с того? При чём здесь я, позволь спросить? Потеряла, значит, твоя Катька. Вечно она у тебя витает в облаках, всё теряет, а потом ищет виноватых по всей квартире.
— Она говорит… — Денис почувствовал, как у него предательски пересохло во рту, — что это… ну, как бы, случилось после твоих визитов. И… она видела… короче, есть какая-то запись, где ты вроде как берёшь эту брошку.
На лице Алины удивление мгновенно сменилось бурей негодования. Она выпрямилась, словно аршин проглотила, её глаза гневно сверкнули.
— Что?! Какая ещё, к чёртовой матери, запись?! Да что она себе вообще позволяет, эта твоя… мегера?! Она что, следила за мной?! Да это же подло, низко! Обвинять меня, меня, родную сестру её мужа, в воровстве! Да как у неё язык только повернулся?!
Алина почти перешла на крик. Её лицо залила краска, она активно жестикулировала, размахивая руками. Денис почувствовал себя ещё более неловко и неуютно. Он ожидал чего угодно – слёз, запоздалого раскаяния, неуклюжих попыток оправдаться, но никак не такой яростной, праведной атаки.
— Алин, тише, успокойся, пожалуйста. Я же не обвинять тебя приехал. Я просто… Катя очень сильно расстроена. Она требует вернуть вещи. Иначе…
— Что иначе?! — резко перебила его Алина, её голос звенел от плохо скрываемой ярости и обиды. — Что она мне сделает, эта твоя цаца?! В полицию на меня заявит, да?! Да пусть только попробует, я её саму затаскаю! Я на неё такое встречное заявление напишу – за клевету, за незаконную съёмку, за вторжение в частную жизнь! Она просто хочет меня опорочить, унизить перед тобой! Всегда она на меня свысока смотрела, как на какую-то нищенку оборванную! Завидует, что ты меня любишь, что я тебе родная сестра, а она – просто баба пришлая! Вот и придумывает всякие гадости, чтобы нас рассорить!
Денис слушал её страстную тираду, и в его душе отчаянно боролись противоречивые чувства. Одна часть его, та, что видела видео, понимала, что Алина, скорее всего, нагло врёт и переигрывает, что её гнев слишком театрален, слишком наигран. Но другая, более сильная и привычная часть, отчаянно хотела ей верить. Ведь это Алинка, его сестрёнка, которую он знал всю свою жизнь, которую нянчил на руках. Неужели она способна на такую низость? А Катя… Катя действительно в последнее время стала какой-то дёрганой, напряжённой, подозрительной. Может, она и правда что-то напутала сгоряча? Или, чего доброго, специально всё это затеяла, чтобы окончательно отвадить его от сестры?
— Она хочет, чтобы ты больше не приходила к нам домой, — тихо, почти виновато произнёс Денис, уставившись в затоптанный линолеум на полу.
— Вот как?! — Алина усмехнулась коротко и злобно. — Значит, она всё-таки добилась своего? Хочет выжить меня из твоего дома, а потом и из твоей жизни? А ты, значит, ей во всём потакаешь? Позволяешь какой-то девке, которую ты знаешь от силы несколько лет, так по-свински поступать с твоей родной сестрой?!
Денис молчал, ему нечего было ответить. Слова Алины больно хлестали по его самолюбию, по его шатким представлениям о себе как о главе семьи, о мужчине, который должен всех защищать и примирять.
— А вещи… ты их всё-таки брала? Ну, хоть что-нибудь? — всё-таки выдавил он из себя, почти шёпотом, надеясь на хоть какое-то признание.
— Вещи?! — Алина рассмеялась ему прямо в лицо, но смех этот был каким-то неприятным, почти истеричным, лишённым всякого веселья. — Да какие, к лешему, вещи, Денис?! О чём ты вообще говоришь?! Может, твоя драгоценная Катенька их сама куда-то дела, чтобы был повод меня обвинить и отдалить от тебя? Или любовнику своему новому подарила, а на меня свалить решила, чтобы чистенькой остаться? Я ничего не брала! И не собираюсь оправдываться перед этой… интриганкой и сплетницей! Если ты веришь ей, а не мне, своей родной сестре, то можешь катиться к ней на все четыре стороны! И пусть она подавится своими паршивыми побрякушками!
Она резко отвернулась к окну, давая понять, что разговор окончен. Денис постоял ещё несколько мучительных секунд, чувствуя себя совершенно разбитым, опустошённым и бесконечно глупым. Он ничего не добился. Алина всё яростно отрицала, да ещё и выставила его самого виноватым в потакании «зарвавшейся» жене. Что он теперь скажет Кате?
Вернулся он домой уже ближе к обеду, один, с пустыми руками и тяжёлым, как камень, сердцем. Катя ждала его в гостиной. Она сидела в кресле, прямая, как натянутая струна, и по её напряжённому, застывшему лицу было видно, что она уже всё поняла ещё до того, как он открыл рот.
— Ну? — коротко, без всякого предисловия, спросила она, когда он вошёл.
Денис тяжело вздохнул, прошёл к окну, отвернулся. Он физически не мог смотреть ей в глаза.
— Она всё отрицает, Кать. Категорически. Говорит, что ничего не брала. Обвиняет тебя в клевете, в том, что ты специально хочешь её опорочить, выставить воровкой. Сказала, что ты… ты её всегда недолюбливала и искала повод.
Катя несколько секунд молчала, глядя куда-то перед собой. Потом она тихо, но очень отчётливо, словно вынося приговор, произнесла:
— Я так и знала. А ты? Ты, конечно же, ей поверил?
Денис резко обернулся. Его лицо было измученным, на нём отражалась вся его внутренняя борьба.
— Кать, ну пойми ты меня, она моя сестра… Может, ты действительно что-то не так поняла? Это видео… ну, мало ли, может, она и взяла посмотреть, примерить, а потом… забыла, испугалась, когда ты начала…
— Хватит, Денис, — голос Кати стал ледяным, как январский ветер. Она медленно, словно нехотя, поднялась с кресла. — Не нужно больше этих жалких, неубедительных оправданий. Я всё прекрасно поняла. Ты выбрал её. Ты выбрал воровку и лгунью, а не жену, которая просто хотела защитить своё, наше общее. Ты предпочёл поверить её дешёвой истерике и крокодиловым слезам, а не своим собственным глазам, которые видели неопровержимое.
— Катя, это не так! Я просто… я действительно не знаю, кому верить! Это всё так сложно! — Денис шагнул к ней, попытался взять за руку, но она отдёрнула её так резко, словно он обжёг её.
— Ты всё прекрасно знаешь, Денис. И кому верить – тоже знаешь. Ты просто трус, — отчеканила Катя. Её глаза были сухими, но в их глубине горел холодный, беспощадный огонь. — Ты до смерти боишься признать, что твоя любимая сестрёнка – обыкновенная мелкая воровка и дрянь. Тебе гораздо проще обвинить во всём меня, выставить меня истеричкой, сумасшедшей, лишь бы не рушить свой уютный, привычный мирок, где Алинка – бедная, несчастная овечка, а ты – её благородный защитник. Что ж, живи в этом своём выдуманном мирке дальше. Но без меня.
Она стремительно подошла к входной двери, рывком распахнула её настежь. Холодный сквозняк с лестничной клетки ворвался в квартиру.
— Убирайся. Собирай свои вещи и уходи. К своей сестре, к своей правде. Раз она для тебя дороже всего на свете, дороже меня и нашей семьи. Вон.
Денис ошеломлённо смотрел на неё, потом на открытую дверь. Он не ожидал такого. Он думал, она покричит, поскандалит, может быть, поплачет, но потом успокоится, как это бывало раньше. Но сейчас в её голосе не было ни капли сомнения или колебания, только холодная, беспощадная, окончательная решимость.
— Катя… ты это… ты серьёзно? Ты меня выгоняешь? Из-за каких-то паршивых серёжек и флакона духов?
— Не из-за серёжек, Денис, — Катя криво, почти страдальчески усмехнулась. — А из-за твоего предательства. Из-за твоей непроходимой слепоты и удручающей слабости. Уходи. Мне противно на тебя смотреть. И дышать с тобой одним воздухом.
Денис стоял, как громом поражённый. Он не мог поверить, что это происходит с ним, на самом деле. Его Катя, его обычно тихая, покладистая, домашняя Катя выставляет его за дверь. Он растерянно оглядел квартиру, которая ещё вчера была их общим, уютным домом, и вдруг с запоздалым ужасом понял, что теряет сейчас нечто гораздо большее, чем просто крышу над головой и привычный комфорт. Но гордость, уязвлённое мужское самолюбие и многолетняя привычка всегда считать себя правым не позволили ему сказать те слова, которые, возможно, ещё могли бы что-то изменить. Он молча, до боли сжав зубы, прошёл в спальню, рывком схватил с вешалки свою куртку, не глядя сунул в карман телефон и бумажник и, стараясь не смотреть на Катю, вышел из квартиры. Дверь за ним осталась распахнутой, как зияющая рана.
— Алина, открой, это я, Денис! — он колотил в её хлипкую дверь уже несколько минут, но из-за неё не доносилось ни звука. Рука, которой он стучал, начала неметь, а по лбу катился неприятный, холодный пот. Он был не просто унижен – он был растоптан, выброшен из собственного дома, как нашкодивший щенок. И единственным человеком, к которому он мог сейчас обратиться, была она, его сестра, та, из-за которой, по сути, и разгорелся весь этот ад.
Наконец, за дверью послышались шаркающие шаги, щелкнул замок. Алина приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы просунуть голову, и недовольно уставилась на него. Вид у неё был ещё более помятый, чем утром.
— Опять ты? Чего тебе ещё надо? Я же сказала, я ничего не брала, и разговаривать мне с тобой не о чем.
— Алин, Катя меня выгнала, — выпалил Денис, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. Он ожидал увидеть на её лице хоть тень сочувствия, понимания, но взгляд сестры оставался холодным и отстранённым. — Из-за этих вещей, из-за тебя… У меня теперь нет дома. Мне некуда идти.
Алина усмехнулась, и в этой усмешке не было ни капли сочувствия, только какая-то злая, торжествующая ирония.
— Выгнала? Ну, значит, такая у тебя жена, Дениска. Сама выбрала. А я тут при чём? Я тебя к ней не привязывала. Надо было свою бабу в руках держать, чтобы она на родню твою рот не разевала.
— Но вещи… Ты же… Ты должна их вернуть, Алин! — он почти взмолился, хватаясь за эту последнюю, призрачную надежду. — Это единственный шанс всё исправить! Если ты вернёшь, может, Катя…
— Вернуть? — Алина откровенно, громко расхохоталась ему в лицо. Смех её был резким и неприятным. — Какие вещи, Дениска, очнись! Ты думаешь, я их на полочке храню, пыль сдуваю, жду, пока твоя фифа соизволит их забрать? Большинства уже и след простыл, милый. Денежки мне нужны были, понимаешь? Д-Е-Н-Ь-Г-И! А не твои с Катькой паршивые безделушки, которые она всё равно бы через месяц забросила и забыла. Ты же вечно только обещаниями кормишь, «помогу», «подумаю», а толку – ноль. Вот я и взяла своё, так сказать, небольшую компенсацию за моральный ущерб и вечные финансовые трудности.
Денис смотрел на неё, и ему казалось, что он видит её впервые в жизни – не непутёвую, но в целом безобидную сестрёнку, а циничную, расчётливую хищницу, для которой нет ничего святого. Она не просто украла, она ещё и глумилась над ним, над его отчаянным положением.
— Так ты… ты всё продала? — глухо переспросил он, чувствуя, как остатки надежды рассыпаются в прах.
— А что, надо было разрешение у тебя спросить? Или у твоей драгоценной супруги? — Алина окинула его презрительным взглядом с ног до головы. — Знаешь, Денис, ты сам во всём виноват. Вместо того чтобы жену свою на место поставить, ты перед ней на цыпочках ходишь. Вот и получай. А ко мне больше не суйся. У меня своих проблем хватает, без твоих соплей.
Она захлопнула дверь прямо перед его носом, даже не дав ему сказать ни слова в ответ. Денис остался стоять на грязной лестничной клетке, оглушённый, раздавленный двойным предательством. Сначала Катя, потом Алина. Обе выставили его за дверь, обе обвинили во всём. Он вдруг почувствовал себя невероятно одиноким, никому не нужным. Отчаяние, захлестнувшее его, было таким сильным, что на мгновение перехватило дыхание. А потом оно сменилось другой, не менее сильной эмоцией – слепой, всепоглощающей яростью. Яростью на Катю, которая посмела его выгнать, на Алину, которая так подло его использовала и кинула, и, главное, на самого себя – за свою слепоту, за свою слабохарактерность, за то, что позволил этим двум бабам так себя унизить.
Он не помнил, как добрался до их с Катей дома. Дверь, которую он утром покинул, так и осталась не закрытой на замок, словно приглашая его обратно, но уже не в уютное семейное гнездо, а на поле последней, решающей битвы. Катя была на кухне, она мыла посуду и, услышав его шаги, обернулась. В её глазах не было ни удивления, ни страха, только холодное, отстранённое ожидание.
— Что, не приняла тебя твоя любимая сестричка? — голос Кати был ровным, лишённым всяких эмоций, и это бесило Дениса ещё больше. — Вышвырнула, как ненужную вещь, да? А ты думал, она тебя с распростёртыми объятиями встретит, героя-страдальца?
— Ты… Ты во всём виновата! — закричал Денис, чувствуя, как злоба вырывается из него неконтролируемым потоком. Он подошёл к ней вплотную, его лицо исказилось от гнева. — Это ты всё спровоцировала! Твоя гордыня, твои вечные подозрения, твоё желание всеми командовать! Ты разрушила нашу семью из-за каких-то грёбаных побрякушек!
— Я?! — Катя отложила полотенце, её голос тоже начал набирать силу, но в нём, в отличие от крика Дениса, звучала ледяная сталь. — Я разрушила? Да ты хоть понимаешь, что ты несёшь, ненормальный?! Это твоя драгоценная сестричка, воровка и лгунья, всё разрушила! А ты ей во всём потакал! Ты предал меня, Денис! Предал нашу семью ради этой… этой дряни! Она не только мои вещи украла, она украла твоё доверие, твоё уважение ко мне, а ты даже не заметил!
— Да что ты понимаешь?! — Денис схватил со стола первую попавшуюся под руку чашку и с силой швырнул её в стену. Чашка разлетелась на мелкие осколки с сухим, неприятным треском. Катя даже не вздрогнула, только презрительно скривила губы. — Она моя сестра! Кровь родная! А ты… ты кто такая?! Пришлая! Вечно недовольная, вечно пилящая! Думаешь, мне легко было между вами двумя разрываться?!
— Разрываться?! — Катя рассмеялась горьким, злым смехом. — Да ты ни секунды не разрывался, Денис! Ты с самого начала выбрал её сторону! Ты готов был поверить в любую чушь, лишь бы не признавать очевидного! Лишь бы не портить отношения со своей ненаглядной Алинкой! А знаешь, что она мне сказала? Что она всё продала! Все мои вещи! И не собирается ничего возвращать! Сказала, что это ей компенсация! А ты бегал к ней, унижался, вымаливал!
Денис отшатнулся, словно его ударили.
— Она… она тебе сказала? Когда?
— Только что. Позвонила. Похвасталась, — в голосе Кати прозвучало плохо скрываемое торжество. — И знаешь, что ещё она сказала? Что ты сам виноват, что бабу свою приструнить не можешь. Вот так, Дениска. Тебя обе кинули. И сестра, и жена. Остался у разбитого корыта. Доволен?
Денис смотрел на неё, и в его голове был полный сумбур. Алина позвонила Кате? Зачем? Чтобы ещё больше унизить его? Чтобы окончательно их рассорить? Или чтобы показать своё превосходство? Он вдруг почувствовал себя пешкой в какой-то чужой, злой игре, где его использовали и выбросили за ненадобностью обе женщины, которых он, как ему казалось, любил и защищал.
— Вы… вы обе… дряни, — выдохнул он, чувствуя, как силы покидают его. Ярость схлынула, оставив после себя только опустошение и тупую, ноющую боль. — Вы обе меня использовали…
— Убирайся, Денис, — Катя шагнула к нему, и в её глазах не было ни жалости, ни сочувствия, только холодная, беспощадная усталость. — Теперь уже окончательно. И не смей больше никогда появляться в моей жизни. В этом доме тебе больше нет места. Ты сделал свой выбор. Дважды. И оба раза – не в мою пользу. Собирай свои оставшиеся манатки и проваливай. К своей сестре, на улицу, куда угодно. Мне всё равно. Для меня ты больше не существуешь.
Она отвернулась, давая понять, что разговор окончен. Денис постоял ещё несколько секунд, глядя на её прямую, непреклонную спину. Он хотел что-то сказать, что-то крикнуть, но слова застряли в горле. Он вдруг с ужасающей ясностью осознал всю глубину своего падения, всю безысходность своего положения. Он потерял всё: жену, дом, даже иллюзию сестринской любви и поддержки. И винить в этом было некого, кроме самого себя.
Молча, не глядя на Катю, он развернулся и побрёл к выходу, на ходу подбирая с пола свою сумку, брошенную несколько часов назад. За его спиной не раздалось ни звука. Дверь тихо закрылась за ним, отрезая его от прошлого, от той жизни, которую он так бездарно разрушил. На улице моросил мелкий, холодный осенний дождь, словно оплакивая окончательный крах ещё одной человеческой истории. А в квартире, ставшей вдруг чужой и пустой, стояла женщина, которая только что вырвала из своего сердца кусок гнилого мяса, и ей было одновременно больно и как-то странно, пугающе легко…
