Аромат свежезаваренного чая смешивался с напряженной тишиной в уютной гостиной Анастасии и Александра.
На диване, как королева на троне, восседала шестидесятисемилетняя Олеся Сергеевна.
Ее улыбка была сладкой, как сироп, но глаза, острые и оценивающие, скользили по стенам обшарпанной однокомнатной квартиры – наследству Анастасии от бабушки.
Ну что, детки? – завела разговор свекровь, отхлебывая чай из тонкой фарфоровой чашки, принесенной пару недель назад в квартиру «на всякий случай». – Обсуждали уже, как будете жилье расширять? Ведь скоро, глядишь, и внуки появятся. Надо думать, а не сидеть на месте и не ждать, пока все само решиться.
Она многозначительно посмотрела на плоский живот Насти. Девушка почувствовала знакомый холодок под ложечкой.
Обсуждали, Олеся Сергеевна. Мы копим на первоначальный взнос по ипотеке. Хотим купить двушку в том же районе, где Саша работу нашел, — ответила невестка.
Копить? – бровь свекрови изящно поползла вверх. – Милая моя, на это же годы уйдут! Проценты банкам платить, себя в чем-то ограничивать… Зачем такие жертвы?
Она повернулась к сыну, который валялся на диване и нервно теребил край подушки.
Сашенька, я же говорила тебе. Вот же решение – под рукой! Ты разве ничего сказал Настеньке?
Мужчина виновато потупил взгляд и еле слышно проговорил в свое оправдание:
Мам, это квартира Насти…
А разве вы не семья? – Олеся Сергеевна удивленно распахнула глаза, ее голос зазвучал мягко и убедительно. – Вы же одна семья! Что твое, что ее – общее! Зачем держать эту… каморку, – она пренебрежительно махнула рукой, – когда можно ее продать, добавить свои накопления – и купить сразу приличное жилье? Без всякой ипотеки и долгов! Или даже дом небольшой в пригороде, с садиком! Мечта!
Анастасия сжала кулаки под столом. Ее разозлил тот факт, что свекровь сама все решила.
Олеся Сергеевна, это не просто каморка. Это память о бабушке, и мое единственное личное имущество. Мы с Сашей решили – ипотека наш путь, — холодно проговорила девушка.
Личное имущество? – свекровь мягко засмеялась, но в ее смехе не было веселья. – Дорогая, в семье не бывает ничего личного. Есть общие цели! Общее благополучие! Представь, какая свобода: никаких платежей банку! Саша не будет пахать как лошадь, чтобы выплатить эти проценты. А ты… ты сможешь спокойно родить, не думая о работе. Разве это не прекрасно? Разве я предлагаю плохой вариант?
Александр заерзал на месте, понимая, что лицо жены начинает краснеть от злости.
Мама, Настя права… Квартира ее… Она ей досталась без всякого моего участия… И работа у меня нормальная, мы справимся…
Справимся? Справишься! – голос Олеси Сергеевны зазвучал холоднее. – На одну твою зарплату? Эти копейки? Чтоб оплатить ипотеку и содержать семью? Это же каторга, Саша! А тут – раз, и проблема решена! Продали старую квартиру – купили новую. Логично же? В чем вообще проблема?
Свекровь снова обратилась к Анастасии, но на этот раз с ноткой упрека в голосе:
Настя, ну будь разумной! Неужели старая бабушкина квартира дороже счастливого будущего вашей семьи? Дороже возможности дать мужу глоток воздуха, а не вкалывать до седьмого пота? Вы же семья! Надо думать о семье! Не понимаю, чего ты боишься?
Слово «семья» прозвучало из уст Олеси Сергеевны как приговор. Настя увидела, как Саша колеблется под материнским напором. Его молчание было громче любого крика.
Саша? – тихо спросила Настя, глядя ему в глаза. – Ты тоже думаешь, что моя квартира – это просто кошелек для решения наших проблем? Что семья означает – я должна отказаться от всего своего, чтобы соответствовать чьим-то представлениям?
Мужчина растерянно приоткрыл рот, сначала посмотрел на мать, а потом — на Настю.
Я… Насть, мам просто хочет, как лучше… Она же заботится… И правда, ипотека – это надолго… А так… — он не закончил, но его взгляд, полный вины и сомнения, был красноречивее слов.
Олеся Сергеевна с торжествующим видом улыбнулась, поняв, что сын встал на ее сторону.
Вот видишь, Анастасия? Саша и то это понимает! Семья должна быть реалистичной, а все эти сопли и слезы — для девочек.
Настя медленно встала. Весь гнев, вся обида сжались внутри в холодный, твердый шар.
Она посмотрела на Сашу, не узнавая его в этом податливом человеке под материнским крылом.
Реалистичной? Понятно, – ее голос был тихим, но будто бы резал стеклом. – Значит, по вашей логике, «реалистично» – это когда я должна продать то, что принадлежит мне, чтобы купить то, что будет принадлежать нам, пока мы – это семья. А если что-то пойдет не так? Если семья вдруг развалится? Будем делить все пополам?
О чем ты! Какие страшилки! Вы же любите друг друга! Или ты уже собралась разводиться? — Олеся Сергеевна фыркнула.
Любовь, – Настя сделала шаг к двери в прихожую, – это уважение. Уважение к моему прошлому, к моей собственности, к моим решениям, а не требование заплатить за совместное будущее моей единственной ценностью под соусом «мы же семья».
Она остановилась и укоризненно посмотрела на Сашу.
Я не против ипотеки. Я готова пахать вместе с тобой, Саша. Копить, отказываться от лишнего ради нашего общего дома. Но бабушкина квартира – это моя страховка. Моя независимость. И это – не на продажу. Ни для твоей мамы, ни даже для тебя. Потому что семья, настоящая семья, строится на доверии и равноправии, а не на жертвоприношениях с одной стороны. Если я должна вложиться, продав квартиру, тогда и ты должен сделать то же самое!
У меня ничего нет, — растерянно пожал плечами мужчина.
О, какие слова пошли в ход! — закатила глаза Олеся Сергеевна. — Вот и вся твоя натура вылезла. У Саши ничего нет, а если бы было, ты бы точно настаивала на продаже…
Какую же чушь вы несете?! — откровенно возмутилась Анастасия и схватилась за голову. — Пожалуй, я лучше прогуляюсь.
Она взяла сумочку и направилась в прихожую. Когда стукнула входная дверь, Олеся Сергеевна побледнела от возмущения.
Вот видишь, Саша! Вот она, ее истинная цена! Эгоистка! Не думает о тебе, о семье… только о себе. Боится, что вложится, и ты оставишь ее ни с чем? Вот это мысли… значит, она сама бы поступила точно так же.
Саша слушал мать, уставившись в пустую чашку. Мамин голос сливался в назойливый гул. В ушах же звенели слова Насти:
Моя независимость… Не на продажу… Равноправие…
Он вдруг с ужасом осознал, что мать предлагала не просто продать квартиру. Она предлагала продать Настино чувство безопасности, ее веру в него, в их союз, а он… он почти согласился.
Выходит, мама, – его голос прозвучал хрипло, – мы семья только тогда, когда Настя жертвует чем-то своим? А я? У меня ничего нет! Но раз ты так настаивала, то чем ты готова пожертвовать ради нашей семьи?
Вопрос повис в воздухе, острый и неудобный. Олеся Сергеевна открыла рот для очередной тирады, но Саша поднял руку.
Нет, мама, хватит! Я… мне нужно подумать, — он встал и медленно пошел в спальню, оставив мать одну.
Олеся Сергеевна ушла через полчаса со слезами на глазах, уверенная в том, что сын ее предал, раз не прислушался.
Когда Настя вернулась домой, Саша пригласил ее на разговор на кухню. Он извинился и предложил жене действовать так же, как они договорились ранее.
Никаких продаж, только ипотека! — настойчиво произнес мужчина. — Маму не слушай!
Анастасия кивнула, радуясь тому, что Александр все-таки поддержал ее в решении самим купить квартиру.
