Бывают такие люди, которым неймётся — не могут они спокойно существовать. И другим житья не дают, и себе. Моя свекровь как раз из таких. Уж сколько я от неё натерпелась, но к такому не была готова. То, что она отчебучила, просто за гранью моего понимания — и, к счастью, не только моего.
Мы с Димой уже много лет женаты. Познакомились мы у друзей на свадьбе. Я тогда поймала букет, но не придала этому значения — не верю я во всякие приметы. Но спустя полтора года уже сама стояла в свадебном платье под руку с женихом и светилась от счастья.
Диме я сразу понравилась, а вот я к нему отнеслась равнодушно. Не устаю благодарить судьбу за то, что Дима оказался настойчивым и всё-таки добился моего внимания. Как только я прозрела и согласилась встречаться с Димой, то поняла, что готова провести с ним всю жизнь. Когда он сделал мне предложение, я посомневалась для вида, но, конечно же, согласилась, и с тех пор больше никогда себе такого не позволяла. Никаких сомнений, только уверенность, любовь и спокойствие.
Со свёкром, Андреем Геннадьевичем, мы сразу поладили. Единственное, что его волновало, это счастье сына. Видя, как Дима цветёт рядом со мной, он понял, что девушка я хорошая и что всё у нас в семье сложится как надо. Но вот с Ириной Анатольевной у нас отношения не задались с самого знакомства. Теперь-то, много лет спустя, я понимаю, что тому были две причины, и обе заключались не во мне. Во-первых, Ирина Анатольевна сильно ревновала единственного сына. Ну а во-вторых, характер у неё такой — склочный. Чудо, что Андрей Геннадьевич столько лет её терпел.
— Подозрительная ты какая-то, — зудела она постоянно. — Чего вот к сыну моему прицепилась? Что тебе от него надо?
Я к такому отношению не привыкла, поэтому моментально терялась. Но Андрей Геннадьевич мигом вставал на мою сторону.
— А тебе что от меня надо было, когда мы женились? — парировал он. — Есть такая штука — любовь.
Однажды во время очередных придирок Ирины Анатольевны у меня промелькнула мысль: «Может, она по себе судит?» И меня сразу отпустило — я перестала волноваться и переживать по этому поводу. Я-то знаю, какой я человек и почему вышла за Диму замуж, и он знает. А что думают другие — не моя забота.
Не видя ответной реакции с моей стороны, Ирина Анатольевна на какое-то время успокоилась. Но потом Дима решил взять квартиру, чтобы мы не мотылялись по съёмным, да и о детях уже начали задумываться. И тогда подозрительность Ирины Анатольевны взыграла в ней с новой силой.
— Отберёт она у тебя квартиру, попомни моё слово, — злобно шипела она. Причём, делала это так, чтобы я непременно всё слышала.
Дима, уже уставший от её нападок, отвечал флегматично:
— Ну отберёт и ладно, новую куплю. Или ты так в меня не веришь, что думаешь, будто я не заработаю ещё на десять квартир?
Крыть Ирине Анатольевне было нечем — она не знала, как реагировать на такое показное равнодушие к её словам. Я уже смирилась с тем, что никогда со свекровью не подружусь, поэтому даже перестала пытаться ей понравиться. Хочет ядом истекать — её право. А мне некогда ерундой страдать, у меня работа и муж.
Даже появление у нас с Димой дочери не примирило Ирину Анатольевну с действительностью. Казалось бы: ну куда женщина с ребёнком уйдёт? Это мужчину ребёнком не удержишь, а для женщин дети — самые крепкие узы.
— Ох, Дима, — причитала она, когда меня выписали и вся семья собралась на ужин в честь нашей девочки. — Бросит она тебя, другого себе найдёт. Помяни моё слово. Сколько перспективных мужиков вокруг неё вьются. Таких, как она, только помани кошельком потяжелее — она и побежит.
Никакие мужики вокруг меня не вились — ни нищие, ни перспективные. Бывало, что кто-то знакомиться подходил, но я показывала обручальное кольцо и общаться отказывалась. У меня и друзей-то среди мужчин не было, хотя если бы и были, то я не видела в этом ничего зазорного.
С годами поводов для придирок становилось всё меньше. Дочка росла, я всё не уходила к более богатому мужчине и не отбирала у Димы квартиру. Наверное, Ирина Анатольевна была бы счастливее, если бы я оказалась такой, какой она меня придумала, но соответствовать чужим представлениям я не собиралась.
Андрей Геннадьевич во внучке души не чаял. Нянчился с ней, пока Катя была маленькая, гулял, дарил ей подарки.
— Я всю жизнь о дочке мечтал, — говорил он со смехом, — а родился Дима. Хоть теперь в семье есть чудесная девочка.
Ирина Анатольевна относилась к Катюше прохладно. Я не понимала, почему. Ладно я, со мной всё давно понятно, но ребёнок ей что сделал? Но однажды она выкинула очередной фортель, из-за которого всё встало на свои места и до меня дошло, почему к Кате такое отношение — как к посторонней.
— Да не твоя это дочка, Дима, — заявила она прямо при мне и при Кате. — Ты что, не видишь? Совсем на тебя не похожа.
— Ирочка у меня не очень сильна в биологии, — ответил свёкор, пытаясь свести всё в шутку. — Генетика для неё — тёмный лес.
Но Ирина Анатольевна сдаваться не собиралась.
— Да вы гляньте! Чем старше становится, тем меньше на Диму похожа!
— Мамочка, — начала ныть Катя. — А я что, не папина дочка?
— Вот, вот! — торжествующе воскликнула Ирина Анатольевна. — Даже ребёнок это чувствует!
— А ну вон пошла! — заорала я вне себя от ярости.
Уходя, Ирина Геннадьевна торжествующе улыбалась, а меня всю трясло. Я многое готова стерпеть — с меня все подколки Ирины Геннадьевны стекали, как с гуся вода. Но обижать моего ребёнка я не позволю, и уж тем более не дам вбивать ей в голову подобную чушь.
— Она больше не будет сюда приходить, если не хочешь, — сказал Дима.
Упрекать меня за учинённый скандал он не стал — сам был мрачнее тучи. Остаток вечера он утешал нашу дочь и убирал за гостями, а я приходила в себя, лёжа на диване и пытаясь унять подскочивший пульс. Когда совсем стемнело, я сказала:
— Сделай тест на отцовство.
— Зачем? — удивился Дима.
— Затем, что она не отстанет, — ответила я. — Пусть лучше удостоверится. Не хочу, чтобы у Кати даже мысли возникали о том, что она тебе чужая.
Дима согласился с тем, что это разумно. ДНК-тест, разумеется, подтвердил его отцовство, и Ирине Анатольевне пришлось успокоиться. Получив на руки документы, она поджала губы и притихла. А Катя между тем росла и становилась, как случайно заметил Андрей Геннадьевич, копией его брата — и внешне, и по характеру. Он показал мне фотографии. Я изумлённо их разглядывала — действительно, Катя была будто его женская версия.
— Бойкий он был, — сказал Андрей Геннадьевич. — Так что Катя с таким характером в жизни не пропадёт.
Я мысленно порадовалась тому, что Катя пошла в родственников по линии Андрея Геннадьевича, а не в Ирину Анатольевну. Вслух об этом говорить я не стала, потому что Ирина Анатольевна сидела рядом и разговаривала с Димой.
Теперь Кате уже четырнадцать — совсем взрослой стала. Бабушку Иру она не любила, но сама себе не могла объяснить, почему — с того скандала Ирина Анатольевна её больше не обижала. Но что-то, наверное, отложилось у Кати в подсознании, раз она бабушку сторонилась. Зато мою маму, бабушку Лесю, она очень любила. Ну а обоих дедов просто обожала.
Но вскоре бабушка и дедушка у Кати остались только одни. Случилось в нашей семье несчастье — машина моих родителей столкнулась на дороге с другой. Проводы были очень тяжёлыми для меня, и после них я стала сама не своя. Дима был рядом — поддерживал меня, как мог. Наверное, если бы не он, я бы из своего унылого состояния никогда бы не выбралась. Всё казалось мне неправильным, пресным, тусклым. Будто из жизни ушли всякие краски. Я стара раздражительной и обидчивой. Дима всё стойко переносил и окружал меня невероятной заботой. Со временем я смогла нормально дышать — без ощущения, будто грудную клетку сдавливает обруч.
Вступив в наследство, я узнала, что у родителей осталась на счету крупная сумма денег. Отец как-то вскользь обмолвился, что хорошо бы Кате свою квартиру иметь, когда она станет совершеннолетней и поступит в университет, но мы с Димой тогда просто покивали. Мы копили деньги на обучение — на тот случай, если Катя не пройдёт на бюджет. Пока было не до квартир. Подозреваю, мои родители втихую начали собирать деньги, чтобы сделать потом нам всем сюрприз и подарить Кате квартиру. А может и нет, я этого уже никогда не узнаю.
Деньги я решила не трогать — пусть лежат на счету. Будет подушка безопасности для нас на всякий случай. А там, глядишь, добавим и квартиру Кате купим или обучение ей оплатим. Да всегда найдётся, куда такую огромную сумму потратить.
Дима моё решение поддержал. Я давно не работала, но он сам хорошо получал, поэтому деньги нам на данном этапе жизни были не очень нужны. Логично было бы вложить такое наследство во что-то стоящее — в жизнь ребёнка, к примеру, — или оставить про запас. Я уже знала, что жизнь бывает непредсказуема и несправедлива, а с такими деньгами за душой нам всем будет спокойнее.
Однажды Ирина Анатольевна пришла к нам в гости — без предупреждения. Я к тому времени совсем перестала с кем-либо общаться, и только Диме удавалось вытащить меня погулять, накормить, уложить спать. Мне было очень трудно, и Ирине Анатольевне я была совсем не рада. Но сил на то, чтобы просить оставить меня в покое не было, так что я молча сидела рядом с Димой, пока он поил свою мать чаем и терпеливо выслушивал её рассказы про жизнь.
— Я знаю, что у твоей родни есть деньги. Вы должны поделиться ими со мной — Заявила свекровь
До меня её слова дошли как сквозь зыбкую пелену тумана. Я рассеянно подняла голову и уставилась на неё, потом перевела взгляд на Диму. И только заметив, как он побледнел, я вникла в сказанное.
— Откуда вы узнали про деньги? — спросила я — пока ещё спокойно. Ярость во мне пробуждалась медленно, с неохотой — будто поднималась откуда-то со дна морского.
— Я ей сказал, — тихо ответил Дима. — Без задней мысли, просто поделился, что от твоих родителей осталось наследство и ты решила отложить его до лучших времён.
— Нечего деньгам лежать, — заявила Ирина Анатольевна. — Они должны работать. А я знаю, как ими распорядиться.
— С какой стати я должна давать вам хотя бы копейку? — спросила я, уже начиная закипать.
Дима. Заметив, что я включилась в разговор, притих, давая мне возможность выплеснуть эмоции.
— Я с вашей дочерью нянчилась, — заявила Ирина Анатольевна, — тратилась на неё. Это будет вашей благодарностью.
— Андрей Геннадьевич с ней нянчился и тратился на неё, — ответила я. — А вы ей детство испортить пытались и голову всякой ерундой забить.
— Вот, значит, какие вы благодарные! — воскликнула она. — Я так и знала, что ты — корыстная дрянь. С сына моего финансы тянешь, а как у самой деньжата завелись — так села на них и сидишь теперь, боишься хотя бы рубль потратить!
— Я родителей потеряла, — напомнила я громко. — И вам хватает наглости сейчас мне что-то про деньги говорить?
— Это ты наглая и бессовестная!
— Убирайтесь! — вскрикнула я. — И чтобы ноги вашей здесь больше не было!
— Это не твоя квартира, — ответила Ирина Анатольевна, — ты не можешь ею распоряжаться.
Но тут встрял Дима.
— Уходи, мама, — сказал он. — Мы тебе больше не рады.
— Ага! — Она вперила в меня тяжёлый взгляд. — Настроила моего сына против меня!
— Да ты сама кого хочешь против себя настроишь, — ответил Дима. — Мы твои выходки много лет терпели, но это уже ни в какие ворота.
Когда Ирина Анатольевна ушла, громко сетуя на змею подколодную — то есть, на меня, — Дима позвонил отцу и всё ему рассказал, а потом подошёл ко мне и обнял. Я расплакалась — впервые за долгое время.
На следующий день Андрей Геннадьевич позвонил и извинился за свою жену. Я уверила его, что ему извиняться не за что — он не может отвечать за действия другого человека.
— Они крепко поссорились, — рассказал мне Дима после того, как я поговорила с его отцом. — Папа, разумеется, встал на нашу сторону. Сказал, что это — дикость, с какой стороны ни посмотри.
— Я больше не смогу с ней общаться, Дим, — сказала я расстроенно. — Не смогу. Буду смотреть на неё и вспоминать, как она себя повела в такой сложный для меня период.
— И не надо. — Он приобнял меня за плечи и поцеловал в висок. — Больше она сюда не придёт, даю тебе слово. И к ним мы в гости ходить не будем, а папа сам приедет, если захочет с нами или с Катей повидаться.
Я вздохнула и в очередной раз поблагодарила провидение за такого чудесного мужа. Не знаю, какой другой мужчина в данной ситуации встал бы на мою защиту, а не на защиту драгоценной маменьки. Запрещать Диме общаться с матерью мне бы и в голову не пришёл, но он с тех пор и сам как-то не спешил звонить ей или навещать её. Андрей Геннадьевич, приезжая в гости, о ней даже не упоминал. Я слышала краем уха, что у них всё чуть до расторжения брака не дошло, но всё-таки они помирились, и Ирина Анатольевна с тех пор присмирела. Мне, однако, было уже всё равно. Пусть делает, что хочет, но подальше от меня и моего ребёнка.
