— Поживу у тебя? — улыбнулась Марина, моя троюродная сестра, которую я не видела лет пять. Стояла на пороге с чемоданом, как будто все уже решено.
Я прислонилась к дверному косяку и покачала головой:
— Не-а. Когда мне была нужна поддержка, вас и след простыл. А теперь, когда у меня наконец своя квартира, вы вдруг вспомнили про родственные связи? Извини, но я прекрасно справлюсь без таких родственников.
Дверь закрылась с легким щелчком. Я прислонилась к стене и медленно сползла на пол. Сердце колотилось так, будто я то бежала марафон. Но если честно, это было офигенно.
Моя новая квартира на двенадцатом этаже встретила меня солнечными бликами на белых стенах. «Алиса, теперь у тебя действительно есть свой дом», — думала я, разглядывая комнаты. Ничего особенного: однушка в спальном районе, стандартная планировка советских времен. Но моя. Полностью моя.
Восемь лет я к этому шла. Три года откладывала на первоначальный взнос, работая на двух работах. Теперь еще пятнадцать лет буду выплачивать ипотеку, но главное — это место принадлежит мне.
И как же быстро нашлись желающие эту крепость штурмовать!
Не прошло и недели после новоселья, как началась атака. Первой была мама.
— Доченька, ты же понимаешь, моя квартира такая тесная… А у тебя теперь такие хоромы! — она развела руками, оглядывая мои тридцать квадратных метров. — Может, я к тебе перееду? Будем вместе готовить, убираться, как в старые добрые времена…
— Мам, — сказала я как можно мягче, — я тебя люблю, но жить вместе мы не будем. Ты сама знаешь, у нас разные взгляды на жизнь. Помнишь, как мы год назад две недели не разговаривали из-за того, что я неправильно помыла посуду? Я буду приезжать к тебе каждую неделю, помогать деньгами, если понадобится, но жить нам лучше отдельно.
Мама обиделась. Конечно, она обиделась! Две недели не брала трубку, но потом оттаяла. В глубине души она понимала, что я права. Наше совместное проживание всегда заканчивалось одинаково — истериками и хлопаньем дверьми.
Следующей была знакомая Лена.
— Слушай, я с парнем поругалась, можно у тебя пожить пару недель? — брякнула она в телефон без всяких предисловий.
— А что случилось с твоей квартирой? — уточнила я, хотя знала, что у Лены есть собственное жилье, причем побольше моего.
— Да там… ремонт делаю, ну и просто обстановку сменить хочется, — замялась она. — И вообще, я думала, мы же лучшие подруги, а ты…
— Лен, мы виделись последний раз три года назад на встрече выпускников. И то проговорили минут пятнадцать. Какие мы подруги? — я даже не пыталась скрыть удивление.
— Все ясно с тобой, когда надо помочь человеку, ты сразу в кусты! — возмутилась она. — Я же не навсегда прошу!
Я вздохнула. Лена всегда умела давить на совесть. В школе она так выпрашивала у меня домашку, в институте — конспекты. Но сейчас я не поддалась:
— Лен, извини. Не могу. И не буду.
— Да ладно тебе! Что тебе стоит?
— Мне стоит мой дорого мой покой. Удачи с ремонтом.
А потом пришла Марина. И это стало последней каплей.
Сидя на полу в прихожей, я вспоминала, как все начиналось. Родители развелись, когда мне было пять. Мама осталась одна с ребенком на руках, денег не хватало, помощи ждать было неоткуда. Тетки, дядья — все они смотрели на меня как на обузу.
«Опять эта девчонка тут крутится», — говорила тетя Вера, когда мама просила посидеть со мной пару часов.
«Учишься на дизайнера? Лучше бы на бухгалтера пошла, хоть деньги в семью приносила бы», — ворчал дядя Коля, когда я рассказывала о поступлении в художественный институт.
«В твоем возрасте я уже двоих детей родила, а ты все в своих картинках копаешься», — добавляла тетя Нина во время семейных застолий.
Когда я поступила в художественный, никто не верил, что у меня получится. «Ну кому нужны твои рисуночки?» — смеялась тетя Нина. Когда искала первую работу, все стали экспертами по карьере: «Тебе просто повезло», «Наверняка начальнику глазки строила», «Долго ты на такой работе не протянешь».
Я никогда не просила у них денег.
Сама платила за обучение, подрабатывая официанткой по вечерам. Сама снимала комнату в коммуналке, где зимой было холодно, а летом нечем дышать. Сама покупала материалы для учебы, экономя на еде.
А теперь, когда у меня наконец-то появилось что-то свое, они вдруг вспомнили о существовании племянницы Алисы.
Телефон завибрировал. Сообщение от Марины: «Ты всегда была эгоисткой! Могла бы помочь родственнице в трудную минуту! Но ничего, все узнают, какая ты на самом деле!»
Я отключила уведомления и встала с пола. Хватит! Сколько можно позволять им давить на меня этим дешевым чувством вины?
Следующие дни превратились в настоящую осаду. Звонила мама:
— Алиса, как ты могла так поступить с Мариной? Она же твоя сестра! Пусть троюродная, но все-таки родная кровинушка!
— Мам, а где была эта «кровинушка», когда мне нужна была помощь?
— Ну… тогда у всех свои проблемы были…
— Вот именно. У всех всегда свои проблемы, пока им самим что-то не понадобится.
Звонила тетя Вера, Маринина мать:
— У девочки сложная ситуация, а ты… Эх, Алиса, не думала, что ты такая черствая!
— Тетя Вер, — спокойно ответила я, — а когда я сломала руку и три месяца не могла работать, кто-нибудь из «семьи» хотя бы позвонил узнать, как у меня дела? Как я ем, на что плачу за квартиру?
Повисла пауза.
— Ну… мы не знали…
— Конечно, не знали. Потому что не интересовались.
Даже дядя Коля, который в жизни со мной больше пяти слов не говорил, вдруг позвонил:
— Племяшка, ты что же это творишь? Сестрицу на улицу выгоняешь?
— Дядя Коль, а помните, как я в институте просила занять денег на сессию? Вы тогда сказали, что сами еле концы с концами сводите. А через неделю купили новую машину.
— Это… это другое дело было…
— Да, конечно. Другое.
Я держалась, но с каждым днем становилось труднее. Сомнения грызли изнутри. Может, я действительно слишком жестокая? Может, стоило помочь Марине?
В пятницу вечером снова звонок в дверь. На пороге стоял дядя Коля с Мариной и ее вещами.
— Вот, — сказал он, пропихивая Марину в квартиру, — разбирайтесь сами. Я свое дело сделал.
— Стойте! — возмутилась я. — Я не давала согласия!
Но дядя Коля уже топал по лестнице вниз, а Марина стояла в прихожей с победной улыбкой.
— Ну вот, теперь все по-человечески, — сказала она, сбрасывая туфли. — Покажешь, где я буду спать?
— Нигде ты спать не будешь, — ответила я, чувствуя, как внутри меня просто колотит. — Я не согласна, чтобы ты здесь жила.
— Да ладно тебе, — махнула рукой Марина, проходя в комнату. — Квартира-то какая большая! Места всем хватит. Я же не навсегда, всего на пару месяцев, пока с работой не определюсь.
Она бросила сумочку на мой диван и принялась осматривать квартиру.
— Ого, у тебя даже посудомойка есть! А я думала, ты совсем на мели после покупки.
— Марина, — мой голос стал ледяным, — бери свои вещи и проваливай. Немедленно.
Она обернулась с искренним удивлением на лице:
— Ты серьезно? Ты что, реально меня выгоняешь?
— Я тебя не выгоняю, потому что ты сюда не въезжала. Я просто не разрешаю тебе остаться.
— Но мне некуда идти! — в голосе появились плаксивые нотки.
— А две недели назад, когда ты решила съехать от родителей, у тебя был план?
— Ну… я думала, что поживу у тебя, а потом что-нибудь придумаю.
— То есть твой план с самого начала строился на том, что я должна тебя принять?
— Ну да! Мы же родня!
Я глубоко вдохнула и выдохнула.
— Марин, давай вспомним нашу «родню». Когда я поступала в институт, ты говорила всем, что я «выпендриваюсь со своими рисуночками». Когда я искала первую работу, ты смеялась, что я «никогда не заработаю нормальных денег». Когда я сломала руку и три месяца не могла работать, ты ни разу не позвонила спросить, как у меня дела. А теперь мы вдруг стали роднёй?
— Но… но это было давно! Люди же меняются!
— Отлично, — кивнула я. — Люди действительно меняются. Покажи, как ты изменилась. Найди работу, сними жилье, живи самостоятельно. А потом поговорим о том, какие мы родственники.
— Ты… ты… — Марина покраснела от злости. — Ты просто завидуешь, что у меня вся жизнь впереди, а ты уже старая карга, которая кроме работы ничего не видит!
Я молча прошла к входной двери и распахнула ее.
— Выход там. И да, если тебе негде жить, могу посоветовать хостел на Тверской. Всего четыреста рублей в сутки, вполне по карману.
Марина с яростью схватила свои вещи:
— Ты еще пожалеешь! Я всем расскажу, какая ты на самом деле!
— Рассказывай, — спокойно ответила я. — Мне нечего стыдиться.
Когда дверь за ней захлопнулась, я… даже не знаю, как это выразить. Никакой вины я не чувствовала. Наоборот — гордость. Впервые в жизни я постояла за себя по-настоящему.
Конечно, родня меня не простила. Тетя Вера перестала приглашать на семейные праздники. Дядя Коля при встрече демонстративно отворачивался. Мама вздыхала в трубку: «Алиса, ну зачем ты так с Мариночкой? Она же молодая еще, неопытная…»
Но я не жалела о своем решении. Впервые в жизни я почувствовала, что имею право устанавливать границы. Право говорить «нет».
