Татьяна сидела на кухне, перебирая квитанции. На весенний месяц суммы вышли внушительные, но терпимые. «Переживём», — подумала она, привычно прикидывая, выкроит из зарплаты.
Восемнадцать лет она платила за эту квартиру сама. Поначалу первый муж Виктор помогал, но после его ухода — тянула одна. Трёшка досталась от отца — большая, светлая, в хорошем районе.
Когда папы не стало, Татьяне был всего тридцать один, старшему сыну Мише — десять, младшему Косте — девять. Первый муж тогда уже начал отдаляться, в семье запахло разводом, и отцовская квартира стала спасательным кругом. Отец будто знал — переписал квартиру только на неё, хотя были ещё племянники, которые после его смерти несколько месяцев не здоровались при встрече.
Развод пережили тихо. Виктор ушёл, забрал немногие вещи, переехал к новой женщине. Дети остались с Татьяной. Она работала на швейной фабрике — сначала швеёй, потом мастером. Зарплата позволяла держаться на плаву, не более. Жили скромно, но без унижения.
Мальчики росли умными, учились хорошо. Оба решили стать юристами — говорили, будут защищать людей. Оба поступили на бюджет, чем Татьяна гордилась безмерно. И вот теперь Миша — третьекурсник, Костя — второкурсник. Живут в университетском общежитии, домой приезжают на выходные.
С Андреем она познакомилась шесть лет назад — на корпоративе фабрики. Он пришёл вместе с их новым директором по производству — оказались знакомыми ещё по техникуму.
Невысокий, подтянутый, с аккуратной сединой на висках. Внимательный взгляд, лёгкая улыбка. Подошёл сам, заговорил. Спрашивал про фабрику, про город. Оказалось — приехал из соседней области, собирался осесть здесь. «Разведён, детей нет», — отчеканил будто по инструкции, когда она спросила про семью.
Встречались полгода. Он снимал комнату недалеко от её дома. Приходил в гости, помогал с ремонтом на кухне, с поклейкой обоев в коридоре. С сыновьями общался ровно, без фамильярности, без попыток «стать отцом». Кажется, нашёл правильный подход — мальчики принимали его спокойно.
Предложение сделал просто — за ужином, без кольца, без пафоса. «Давай жить вместе, Тань», — сказал, глядя прямо. Она думала неделю. Спрашивала сыновей — те пожимали плечами: «Решай сама, мам». И она решилась.
Расписались без торжества — просто сходили в ЗАГС, вечером посидели дома с бутылкой игристого и тортом. На следующий день Андрей переехал — две спортивные сумки, ноутбук, пара костюмов на вешалках. «Всё нажитое непосильным трудом», — пошутил он, оглядывая свой скарб.
Первые годы жили хорошо. Он устроился в строительную компанию — менеджером по продажам. Зарплата приличная, стабильная. Деньги в семью приносил, за квартиру платил свою часть.
По выходным вместе ездили на дачу — маленький участок за городом достался Татьяне от тётки. Копались в земле, жарили шашлыки, сидели вечерами на веранде.
Если приезжали мальчики — Андрей старался не мешать их общению с матерью, деликатно отходил на второй план.
Постепенно Татьяна привыкла. К тому, что в квартире снова живёт мужчина. К запаху его одеколона в ванной. К тому, что на кухне по утрам пахнет крепким кофе. К тому, что можно опереться, попросить помощи. Расслабилась. Оттаяла.
Про брата Андрея узнала не сразу. Никита был младше на три года, жил в том самом городе, откуда приехал муж. Работал в типографии, растил троих детей.
Виделись редко — пару раз в год, когда Никита с семьёй проезжал мимо по пути на море. Останавливались на ночь-две, потом ехали дальше. Приветливые, шумные, домашние. Их дети — два мальчика-погодка и девочка-подросток — носились по квартире, громко смеялись, ссорились и мирились. Татьяна уставала от этого гвалта, но терпела — родня мужа всё-таки.
О том, что Андрей помогает брату деньгами, догадалась случайно. Как-то раз заглянула в его телефон — искала номер их сантехника. Увидела смс-оповещения о переводах: «50 000 рублей», «20 000 рублей». Спросила прямо. Он не стал отпираться:
— Да, помогаю иногда. У них трое детей, Никитка зарабатывает немного. Жена — воспитатель в детском саду, копейки получает.
— Почему не сказал?
— А зачем? — он пожал плечами. — Это мои деньги, трачу как хочу. Тебе же помогаю, за квартиру плачу. Какие проблемы?
Она промолчала. Действительно, какие проблемы?
Деньги его, заработанные честно. Хочет помогать брату — пусть помогает. Семья у Никиты большая, расходы немаленькие. Не бедствуют, но и не жируют.
Как узнала позже, Андрей отправлял им на рождение каждого ребёнка по пятьдесят тысяч — «на первое время». Дарил племянникам дорогие подарки на праздники, добавлял на семейный отдых. «Щедрый», — думала она без особого восхищения.
А потом Никита взял ипотеку. Новостройка — трёшка в доме эконом-класса. «Наконец-то своё жильё», — радовался он по телефону. Андрей поздравлял, подбадривал. Татьяна понимала его восторг — у них с Андреем была квартира, не нужно платить кредиты, ипотеки.
Дети выросли, учатся на бюджете. Можно жить спокойно, откладывать на старость, на отпуск.
Она не знала, что в этот момент Никитина типография дышала на ладан. Через три месяца после новоселья её закрыли. Никита остался без работы. А его жена Света — с положительным тестом на беременность.
Эту новость Андрей принёс домой хмурым ноябрьским вечером. Сел за кухонный стол, обхватил голову руками:
— У Никиты проблемы, Тань. Серьёзные.
Она слушала молча. Типография, кредит, беременность. Замкнутый круг.
— Надо помочь, — Андрей смотрел в одну точку перед собой. — Хотя бы первое время, пока не найдёт работу.
Татьяна кивнула. Тогда это казалось разумным. Временная помощь, несколько месяцев, не больше.
Но ситуация затягивалась. Никита не мог найти работу — в маленьком городке с этим туго. Света родила — тяжело, с осложнениями. Мальчик, четвертый ребенок, назвали Артёмом. Слабенький, беспокойный, с какими-то врождёнными проблемами. Часто болел, лежал в больнице. А ещё — ипотека. Ежемесячный платёж съедал почти все выплаты Светы, которые она получала, находясь в декрете.
Андрей помогал. Сначала по чуть-чуть, потом — всё больше и больше. Перечислял деньги — ежемесячно, как по графику. На телефонные звонки брата уходил в другую комнату, говорил тихо. Но Татьяна видела — тревога на его лице, напряжение. И регулярные смс о переводах.
— Сколько ещё это будет продолжаться? — спросила она однажды, когда он вернулся из спальни после очередного разговора с братом.
— Не знаю, — он потёр лицо ладонями. — Малыш болеет. Найти работу там сложно. Света не справляется одна.
— А другие родственники? У них же есть ещё родня? Мать жива, сёстры?
— Мать еле концы с концами сводит, сёстры сами многодетные, — он отмахнулся. — Я его старший брат, понимаешь? Должен помочь.
Она кивнула. В тот момент показалось — правильно. Родной брат, сложная ситуация. Андрей, кажется, уловил её настроение:
— Ты не переживай. Это же не твои деньги. Я ничего у тебя не прошу.
А потом Миша и Костя приехали на выходные. Сидели на кухне, пили чай, делились университетскими новостями. Миша — серьёзный, сосредоточенный, уже начал подрабатывать помощником в юридической конторе. Костя — общительный, весёлый, староста группы.
— Мам, нам бы ноутбуки новые, — сказал Миша, глядя в чашку. — Старые уже не тянут. У меня батарея вообще не держит, только от сети.
— И у меня то же самое, — подхватил Костя. — Мы на юрфаке, а не на ИТ, но без компьютера сейчас никуда. Домашку онлайн сдавать, писать работы. А по очереди уже не получается — у обоих сессия на носу.
Татьяна молчала. Она знала эту проблему — сыновья говорили о ней не первый раз. Старые ноутбуки, купленные ещё в школе, медленно умирали. Денег на новые пока не хватало — она откладывала понемногу, но требовалась значительная сумма.
— Сколько надо? — спросила она.
— Тысяч шестьдесят на каждый, — Миша почесал затылок. — Приличный, но не игровой. Чтобы хватило на всё обучение.
Сто двадцать тысяч. У неё было отложено восемьдесят. Ещё сорок — можно собрать за месяц-другой.
— К сессии постараюсь, — пообещала она.
Андрей слушал молча. Не вмешивался. А вечером, когда сыновья уехали обратно в общежитие, вдруг сказал:
— Тебе надо им помочь с компьютерами.
Татьяна удивлённо посмотрела на него:
— Конечно, помогу. Уже коплю.
— Они взрослые, учатся хорошо, — он кивнул. — Тебе не стыдно, что до сих пор со старыми ноутбуками?
— Стыдно, — она нахмурилась. — Но у меня просто нет таких денег сразу.
— У меня тоже, — вздохнул он.
И замолчал. Она не стала продолжать разговор. Почувствовала — что-то изменилось. Какая-то тень легла между ними.
Через неделю пришла новость от Никиты — малыш снова в больнице. Диагноз сложный, лечение дорогое. Нужны деньги — много, сразу.
Андрей ходил мрачный, потерянный. Вечером сел напротив неё на кухне, положил руки на стол:
— Тань, можно тебя попросить?
Она напряглась. Предчувствие чего-то нехорошего кольнуло в груди.
— О чём?
— У тебя же есть отложенные деньги, — он побарабанил пальцами по столу, избегая её взгляда. — На эти… ноутбуки твоим.
— Есть, — напряглась она. — И что с того?
— Никите нужно помочь. Немедленно. — Голос стал жёстче. — Ребёнок в реанимации лежит, понимаешь? А ты тут на игрушки копишь.
— На игрушки?! — Татьяна даже привстала. — Это учёба, Андрей! Образование моих детей!
— Да брось, — он махнул рукой. — Переживут пару месяц без новых ноутбуков. Не умрут. А вот Артём может и не выкарабкаться без лечения.
Татьяна сжала кулаки. Её деньги. Которые она откладывала для своих детей. Для родных сыновей. И этот манипулятивный шантаж…
— Слушай, — он понизил голос, сменил тактику. — Я же не навсегда прошу. Верну через месяц, ну максимум два. Мы проект закрываем, будет премия. Клянусь, сразу отдам. И мальчишки получат свои игрушки… компьютеры.
Она подняла голову:
— Нет.
— Что значит — нет? — он подался вперёд.
— Именно то, что ты слышишь — НЕТ, — отчеканила она, чувствуя, как дрожит голос. — Эти деньги — для моих детей. Мне плевать на твою премию и обещания. Сколько уже было таких?
Андрей аж подскочил:
— Да ты что, совсем очерствела?! Там ребёнок в больнице! Племянник!
— А мои дети, — она ударила ладонью по столу. — Мои — пасынки тебе, да? Второй сорт? На них плевать можно?
— Никто не плевал, — он скривился. — Просто сейчас выбор между ноутбуками и жизнью ребёнка. Неужели не понимаешь?!
— Я понимаю только одно, — она медленно выдохнула, пытаясь успокоиться. — Это мои деньги. И я решаю, на что их тратить. Могу помочь, но не всем, что есть. Можем перевести тысяч тридцать. Остальное пусть другие родственники соберут.»
— Тридцать?! — он издал короткий смешок. — Тань, ты издеваешься? Там счёт на двести тысяч минимум!
Она даже отшатнулась:
— Двести?! Ты в своём уме? Откуда у меня такие деньги?!
— Ну найди способ! Займи где-нибудь! — он вдруг перешёл на крик. — Продай что-нибудь! Займи! Кредит возьми! Хоть что-то сделай!
— Да откуда там такие-то суммы?
— Обследование, лечение, — он начал загибать пальцы, немного успокоившись. — Это только начало. Потом реабилитация. И ипотека висит — банк уже коллекторами грозит. Ты хоть понимаешь, что там семья на грани?
— А моя семья? — она почувствовала, как к горлу подкатывает ком. — Мои дети — они где в твоём списке приоритетов? В самом конце, после всех твоих?
Она глубоко вдохнула, пытаясь говорить рассудительно:
— Андрей, мне жаль. Правда. Но у меня нет двухсот тысяч. Даже близко. И если бы были — я бы потратила их на своих сыновей. Они первые в очереди. Ты это в голову-то вбей наконец.
Он вдруг вскочил, лицо исказилось:
— Значит так?! То есть, ты просто ОТКАЗЫВАЕШЬСЯ помогать моей семье? Моему брату, его УМИРАЮЩЕМУ ребёнку?!
— Не передёргивай, — она тоже поднялась. — Я готова помочь, но не последнее отдавать. Тридцать тысяч — это всё, что я могу. Тебе напомнить, сколько я зарабатываю?
— А мне ты вообще ничего не должна, да? — он подошёл вплотную, навис над ней. — Я, значит, шесть лет живу тут, в твоей драгоценной квартире, которую ты зажала и не записала на меня. Я для тебя кто — квартирант? Приживала? Ничего твоего не трогай, на большее не рассчитывай?
— При чём тут квартира? Мы сейчас говорим о деньгах для твоего брата.
— Именно! — он стукнул ладонью по столу. — Мой РОДНОЙ брат в беде! Его ребёнок в больнице! А ты, моя так называемая ЖЕНА, не хочешь помочь! Хотя клялась быть рядом и в горе, и в радости!
— Но не такой ценой, — она покачала головой. — Не за счёт моих детей.
Разговор зашёл в тупик. Остаток вечера провели молча — каждый в своей комнате. Утром он ушёл на работу, не попрощавшись.
Вечером вернулся поздно. От него пахло пи…вом. Сел на кухне, смотрел в пустоту.
— Я перевёл им деньги, — сказал, не глядя на неё. — Двести тысяч.
— Откуда? — она похолодела.
— Взял кредит. На себя, конечно, не беспокойся, — он усмехнулся. — Это мои проблемы. Ты же не хочешь иметь к этому отношения.
Татьяна молчала. Внутри клубился сложный комок эмоций — обида, недоумение, злость.
— И тридцать тысяч, — он продолжал, глядя в стол, — я тоже взял. С твоей карты. Сбросил Никите — хоть месяц ипотеки погасить. А то банк совсем наседает.
— Что?! — она вскочила. — Ты взял мои деньги? Без спроса? Ты готов последнее у меня забрать, ради своего брата?!
Она схватила телефон, проверила баланс. Действительно — перевод на тридцать тысяч. Исходящий.
— Последнее? — он окинул взглядом кухню. — У тебя трёшка в центре, а ты про последнее?! Да продай её, купи двушку — и закрой все проблемы!
Татьяна ахнула:
— Ты что несёшь? Совсем с ума сошёл? Как ты мог? — она смотрела на него с ужасом. — Это деньги для моих детей!
— У тебя всегда только твои дети, — он поднял на неё потухший взгляд. — А как же мой брат? Его дети? Они что, чужие?
— Для меня — да, — отрезала она. — Чужие. И ты сейчас — тоже чужой.
Он вдруг оживился, подобрался:
— Да продай твою трёшку, — он говорил всё быстрее, будто идея захватила его. — Купи себе двушку — тебе хватит, дети всё равно отдельно живут. А на разницу закроем Никитину ипотеку. И все проблемы решатся!
Татьяна смотрела на него и не узнавала. Человек, с которым она прожила шесть лет, предлагал продать её единственное жильё, чтобы помочь его брату. Не посоветовавшись, не спросив — просто как факт.
— Ты окончательно спятил, — она с трудом выговаривала слова. — Эта квартира — МОЯ. Слышишь? МОЯ! Я не собираюсь её продавать. Никогда. И тем более — ради твоего брата-неудачника.
— Неудачника?! — он вскочил, опрокинув стул. — Да как ты смеешь?! Он бьётся как рыба об лёд, чтобы семью прокормить!
— Бьётся? — она истерически рассмеялась. — Квартиру в ипотеку взял, которую не потянет! Четверых детей наплодил, а кормить нечем! И я теперь должна своё единственное жильё продавать?!
— Да! — заорал он, брызгая слюной. — Должна! Потому что я твой МУЖ! Мы СЕМЬЯ! Ты поклялась делить со мной всё — и в горе, и в радости! Ты обязана помогать моим родным!
— Я. Ничего. Не. Должна, — она чеканила каждое слово. — Ни тебе, ни твоему брату-попрошайке. Это МОЯ квартира, а не семейный актив для твоих вечных «помоги-дай-выручи». И если я когда-нибудь решу её продать, то только ради СВОИХ детей. Тебе понятно?
Он смотрел на неё с такой ненавистью, что ей стало не по себе:
— Значит, так? Вот твой выбор, да?
— Именно так, — она вздёрнула подбородок. — И верни мои тридцать тысяч. Немедленно. Иначе заявление в полицию — и поверь, я не шучу.
— Да иди ты! — он с грохотом двинул кулаком по столу. — Раз ты не хочешь быть настоящей семьёй, помогать, делиться — я тоже не буду. Хватит. Я уже позвонил в банк, переоформляю кредит. Выкуплю у Никиты квартиру, запишу на себя. Буду платить эту ипотеку, хоть в три шкуры. Они там будут жить, под моей защитой. Потому что я — не такой, как ты. Я за своих глотку порву.
Проходили дни. Месяц прошёл в странном, тягостном молчании. Они почти не разговаривали. Каждый готовил сам себе, покупал свою еду, даже разделили полки в холодильнике. Андрей всё чаще пропадал — то на работе задерживался, то к брату ездил.
Татьяна молчала — копила внутри раздражение, обиду, усталость. Отдельно копила деньги на ноутбуки сыновьям. Тридцать тысяч Андрей так и не вернул, а требовать гордость не позволяла.
И вот пришли квитанции за коммуналку. Сумма обычная, но вся — на неё. Он не переводил ни копейки. Она два дня думала, взвешивала, как начать разговор. На третий день дождалась его с работы, села за стол, положила квитанции перед собой.
— За квартиру платить собираешься? — швырнула квитанцию на стол перед ним.
Он медленно поднял глаза от телефона, где строчил очередное сообщение. Посмотрел на квитанцию, потом на неё. Растянул губы в ухмылке:
— А должен?
Встал, неторопливо подошёл к холодильнику. Достал бутылку молока, демонстративно медленно открутил крышку, сделал глоток. И с вызовом посмотрел на Татьяну:
— Нет. Не собираюсь. Я не должен. Это же не моя квартира. Это твоя. Ты мне тут уже мозг вынесла — что она только твоя. Вот ты и плати.
Она почувствовала, как к щекам приливает кровь:
— Что значит — не должен? Ты здесь живёшь!
— А ты сама сказала, — он развалился на стуле, забросив ногу на ногу. — Не хочешь — не давай, не делись, не вписывай нас в эту жизнь. Отлично, так и поступлю. Я, между прочим, оформляю ипотеку. Брат переписал на меня квартиру, я теперь её выкупаю. Буду платить туда. — Он глотнул ещё молока. — Мы там ремонт сделаем, может, я и перееду. Но пока — живу здесь. Бесплатно. Ты же моя жена, а не квартирная хозяйка, верно?
Пауза. Такая тяжёлая.
Татьяна опустилась на стул. Сложила руки перед собой. Тихо, с ледяным спокойствием:
— Можешь хоть ипотеку своих родственников на себя оформить — но не за счёт моей квартиры.
Он приподнял бровь:
— И что это значит?
— Это значит, — она буквально выплюнула слова, — что здесь ты просто жил. А теперь — собирай манатки и выметайся. Пока суд не объяснил тебе, где конкретно ты живёшь.
Он замер с бутылкой у рта. Впервые за весь разговор его самоуверенность пошатнулась:
— Да ладно, Тань, ты чего? — попытался улыбнуться, но вышло криво. — Из-за коммуналки такой скандал? Ты серьёзно меня выгоняешь?
— Абсолютно серьёзно, — она кивнула. — Раз ты не считаешь нужным участвовать в расходах на жильё, значит, оно тебе не нужно. Съезжай к брату. Или куда хочешь.
— А как же… — он помялся, впервые растерявшись. — Мы же…
— Никак, — она перебила. — Я всё сказала. Три дня на сборы.
Он долго смотрел на неё, ища в глазах сомнение, колебание. Не нашёл.
— Ладно, — наконец сказал он, поставив бутылку на стол. — Может, ты и права. Это твоя квартира. Твоя жизнь.
Через неделю он съехал. Собрал свои две сумки и ноутбук — всё то же, с чем когда-то приехал. Уходил без извинений, вещи забирал молча. Только в дверях обернулся:
— А ведь могло быть по-другому, Тань.
— Могло, — согласилась она.
Дверь закрылась. Татьяна села на кухне, смотрела в окно на весенний двор. Странно — ни злости, ни облегчения. Просто пустота. И понимание, что жизнь продолжается.
На столе лежали квитанции. Она взяла калькулятор, посчитала. Без его части выходило туговато, но реально. А к лету, когда накопит на ноутбуки сыновьям, станет совсем хорошо.
Мальчики приехали на выходные. Ничего не спрашивали про Андрея — видимо, сами всё поняли по пустым полкам в прихожей. Миша только обнял её крепко, Костя пробормотал: «Мам, а мы и без компьютеров пока поучимся».
— Не придётся, — улыбнулась она. — К сессии будут ваши ноутбуки. Обещаю.
