Лидия Григорьевна размешивала сахар, вглядываясь в медленный водоворот чайной заварки. Солнечный луч, пробившийся сквозь тюлевую занавеску, играл на поверхности чая, но этот теплый свет никак не мог добраться до её души. Там засел холод, который не могли растопить ни горячий напиток, ни разговоры с единственной близкой подругой.
автор Диана Евлаш — Галь, что-то мне сегодня совсем худо, — проговорила женщина, опуская ложку на блюдце. — Сердце как будто в тисках. С самого утра сжимает и отпускает, сжимает и отпускает.
Галина Петровна оторвала взгляд от своей чашки и подалась вперед. Тревога мелькнула в её глазах: столько лет дружбы научили её безошибочно чувствовать, когда соседка говорит «худо» просто так, а когда действительно стоит волноваться.
— Может «Корвалолу» накапать? У меня с собой есть, — предложила соседка, доставая из кармана кофты пузырек с лекарством.
— Да я уже пила. Не помогает, — Лидия Григорьевна коснулась левой стороны груди. — Какая-то тревога внутри стоит. И боль, Галя, такая боль… давящая.
— Давно у кардиолога была? Нельзя с сердцем шутки шутить, Лид.
— А когда ходить-то? Пенсию получу… сразу продукты, коммуналка, лекарства. Где на врачей деньги брать?
Она тяжело вздохнула и добавила тише:
— Конечно, если бы Витя или Андрюша хоть иногда помогали. Да и Мариночка могла бы. Они все при хороших должностях, но у них вечно свои заботы.
— До чего же обидно смотреть, как оно у тебя складывается, — нахмурилась Галина. — Вырастила их, выучила, а теперь они тебя будто забыли. Звонят-то хоть?
— Ну что ты, Галь, — слабо улыбнулась женщина. — Нормальные у меня дет…
Она не закончила фразу. Резкая, пронзительная боль обожгла грудь, словно раскаленным железом. Воздух застрял где-то в горле, отказываясь проходить в легкие. Чашка выпала из рук, с глухим стуком ударилась о пол и треснула, разливая темно-коричневую жидкость по линолеуму.
— Лида! — вскрикнула Галина, вскакивая со стула.
Перед глазами Лидии Григорьевны поплыли темные пятна. Она увидела испуганное лицо соседки, ее двигающиеся губы, но не услышала слов. А потом наступила тишина и темнота.
Монотонное попискивание прибора было первым, что услышала женщина, приходя в сознание. Веки казались неподъемными, словно свинцовыми.
С трудом разлепив глаза, она увидела белый потолок и почувствовала характерный больничный запах.
— Очнулись? Ну, здравствуйте, Лидия Григорьевна, — прозвучал рядом мужской голос. — Вы нас знатно напугали.
Врач, молодой человек в белом халате, склонился над ней, проверяя зрачки с помощью маленького фонарика.
— Что… — ее голос был хриплым, едва слышным.
— Инфаркт миокарда у вас был, — спокойно проговорил доктор. — Хорошо, что вовремя привезли. Ещё немного и пришлось бы писать совсем другие бумаги.
Следующие несколько дней слились для Лидии Григорьевны в один бесконечный момент боли, усталости и тревоги.
Капельницы, уколы, разговоры врачей над её головой. Всё это время она то проваливалась в забытье, то выныривала обратно в реальность, цепляясь за жизнь из последних сил.
На четвертый день ее перевели из реанимации в обычную палату. И первое, что она увидела, было заплаканное лицо Галины Петровны.
— Лидочка, голубушка, — соседка бросилась к ней, осторожно обнимая и боясь причинить боль. — Напугала ты меня до смерти. Я все эти дни под реанимацией просидела, не отходила. Врачи уже меня как родную знают.
Лидия Григорьевна слабо улыбнулась, чувствуя, как к глазам подступают слезы.
— Галя, спасибо.
— Вот, я тебе бульончик куриный принесла, — женщина принялась суетиться вокруг кровати, доставая термос из большой сумки. — Легкий, как ты любишь, с зеленью. Врач разрешил, я спрашивала.
Лидия Григорьевна с благодарностью наблюдала за действиями соседки. В горле стоял ком, а сердце, теперь уже от волнения, билось чаще.
— Не смей так больше меня пугать, слышишь? — вдруг всхлипнула подруга, на мгновение прекратив хлопотать. — Я чуть с ума не сошла, когда ты там лежала вся белая… Боялась, что не справишься!
— Прости, Галь, — тихо проговорила Лидия Григорьевна, сжимая руку подруги. — Я и сама испугалась. Думала, всё, конец пришел.
— Кстати, у тебя телефон все время звонил. Я его взяла с собой, думала, может сестра твоя или дети беспокоятся. Ты же четыре дня без связи!
В глазах женщины промелькнуло что-то похожее на надежду.
— Дай-ка гляну, — она протянула руку к телефону, который соседка поспешно достала из сумки.
Просмотрев пропущенные вызовы, Лидия Григорьевна слабо улыбнулась:
— Это Ольга Михайловна, моя бывшая коллега. Я обещала к ней в гости заехать на прошлой неделе. Волнуется, наверное, что исчезла, не предупредив.
— А детям-то своим ты не звонила еще? Они же должны знать, что с тобой такое случилось.
Лидия Григорьевна отвела взгляд, водя пальцем по краю одеяла:
— Зачем их беспокоить? У них своих забот полно.
— Ну, уж нет, — решительно заявила Галина, выпрямляя спину и упирая руки в бока. — Это не обсуждается. Звони сейчас же! У тебя, между прочим, инфаркт был. Не насморк какой-нибудь!
С тяжелым вздохом женщина разблокировала телефон и набрала номер старшего сына Виктора. Она включила громкую связь: держать телефон у уха было трудно. После пятого гудка он, наконец, ответил:
— Ма, я на совещании, — раздраженно буркнул мужчина, не дав ей даже поздороваться. — Что-то срочное?
— Витя, я в больнице, — тихо произнесла мать, стараясь, чтобы голос звучал твердо. — У меня инфаркт был. Четыре дня в реанимации пролежала.
На секунду в трубке воцарилась тишина.
— Так, понятно, — наконец отозвался сын, и Лидия Григорьевна услышала шелест бумаг. — Ну, ты давай там, поправляйся. Крепись и не сдавайся! Все будет хорошо. Я позже перезвоню, тут у меня важный клиент ждет.
Не дожидаясь ответа, Виктор отключился. Лидия Григорьевна опустила телефон и встретилась взглядом с ошеломленной Галиной.
— Может, он правда занят… — попыталась оправдать сына женщина, но голос её дрогнул.
— Может. Звони второму, — только и ответила Галина, плотно сжав губы.
Младший сын Андрей поднял трубку быстрее:
— Мам, я на вызове. Говори быстрее, через пять минут у меня встреча.
— Андрюша, я в больнице с инфарктом…
— Да? Плохо, конечно. Ну, лечись там, не переживай. Я тебе потом перезвоню, хорошо? Давай.
И снова прозвучали короткие гудки.
Галина сидела напротив, растерянно глядя на подругу, не находя слов. Наконец она осторожно сжала руку Лидии Григорьевны:
— Так бывает, Лид. Люди… они разные. Но у тебя есть я, и тебе нечего переживать. Слышишь? Нечего!
Женщина попыталась улыбнуться, но вместо этого по ее щекам покатились слезы.
Следующие дни в больнице стали для Лидии Григорьевны временем размышлений. Соседка приходила ежедневно, принося домашнюю еду, чистые вещи, лекарства, которые не выдавали в больнице.
— Галя, я же тебе потом всё отдам, — говорила больная, видя, как подруга опять приносит пакеты с покупками.
— Перестань! Если ты быстрее на ноги встанешь, это будет лучшей наградой. И не спорь со мной!
Лидия Григорьевна с благодарностью принимала заботу соседки, одновременно чувствуя горечь от того, что родные дети не проявили к ней и десятой доли такого участия. Ни один из них даже не перезвонил после того первого разговора.
Однажды утром в палату зашел лечащий врач Сергей Викторович. Внимательно осмотрев пациентку и изучив результаты анализов, он присел на край кровати:
— Лидия Григорьевна, скажу честно: сердце у вас очень слабое. Нужны хорошие лекарства, потому что стандартной терапии может быть недостаточно.
Он достал блокнот и быстро написал что-то:
— У меня было много пациентов с подобным диагнозом. В Европе есть отличное немецкое лекарство, которое существенно улучшает прогноз. Российские аналоги, к сожалению, не так эффективны.
Мужчина оторвал листок и протянул Лидии Григорьевне:
— Постарайтесь найти человека, который сможет вам это купить и привезти. Принимать нужно будет постоянно.
Больная растерянно посмотрела на листок, затем на сидящую рядом Галину, и вдруг её лицо просветлело:
— Это без проблем! У меня дочка переводчик, она постоянно по заграницам ездит. Сможет мне регулярно привозить.
Когда доктор вышел, Лидия Григорьевна немедленно схватила телефон и открыла мессенджер. Дочь Марина ответила после третьего гудка.
— Мамуль, привет! Чего ты в такую рань звонишь? Что-то случилось?
— Мариночка, — голос матери дрогнул от волнения. — Я тут в больницу с сердцем попала. Мне врач выписал лекарство немецкое, очень нужное. Без него мне сложно будет. Ты же в Германию часто летаешь, может сможешь привезти? Это действительно жизненно важно для меня.
На другом конце провода повисла пауза, потом послышался тяжелый вздох:
— Мам, ну ты даешь! — голос дочери звучал недовольно. — У меня и без того куча дел. Мне некогда по аптекам бегать.
— Доченька, но…
— Поищи наши аналоги. Они тоже хорошие! — перебила ее Марина. — Я как приеду в Россию, заеду к тебе в гости. Ладно, мне пора. Целую!
Связь прервалась. Мать медленно опустила телефон. По щеке скатилась одинокая слеза.
— Занята она, — прошептала пожилая женщина, не глядя на Галину.
— Не расстраивайся так, — соседка сидела рядом, поглаживая подругу по руке. — Так бывает, это же дети. Они всегда заняты своими делами. Вот и мой Димка такой же. Вечно у него то работа, то друзья, то еще что-нибудь важное. Все такими могут быть!
Лидия Григорьевна молча смотрела в окно. Она настолько была разбита поведением своих детей, что не могла и не хотела это обсуждать.
Вдруг Галина подскочила как ужаленная:
— Господи, да что ж я за глупышка такая! — воскликнула она, хлопнув себя по лбу. — Лида, мой Димка же дальнобойщиком работает! Он по всей Европе мотается!
Женщина повернулась к подруге, не совсем понимая, к чему та клонит.
— И что?
— Да то! — подруга уже доставала телефон. — Он может тебе это лекарство привозить! Он раз в месяц точно в Германии бывает!
Не дожидаясь ответа, соседка набрала номер сына. Лидия Григорьевна смотрела на подругу, боясь поверить в такую простую и быструю помощь.
— Димка! Привет, сынок! Слушай, у меня к тебе дело важное… Да, да, помнишь тетю Лиду? Ну, соседку мою… С третьего этажа, да… У нее инфаркт был, представляешь? Сейчас в больнице лежит.
Галина слушала ответ сына, кивая головой:
— Вот-вот, ей лекарство немецкое нужно. Врачи говорят, очень важное, жизненно необходимое… Да, из Германии… Нет, у нас такого нет… Правда? Ой, сынок, спасибо тебе огромное! Завтра? Отлично! Я тебе название скину и деньги передам!
Закончив разговор, женщина с торжествующей улыбкой повернулась к Лидии Григорьевне:
— Все устроено! Димка завтра как раз в Дюссельдорф едет. Сказал, купит без проблем! И вообще, раз в месяц будет привозить, сколько понадобится.
— Галя, я даже не знаю, как тебя благодарить, — прошептала женщина, ощущая, как к горлу подкатывает ком.
— Прекрати! — махнула рукой подруга. — Ты еще успеешь до ста лет дожить, а значит меня как минимум десять раз отблагодарить!
Галина подсела ближе и вдруг серьезно посмотрела в глаза соседке:
— Лид, запомни: я всегда с тобой! Иногда родными бывают не те, кто по крови близок, а те, кто в трудную минуту рядом оказываются.
Через две недели Лидию Григорьевну выписали из больницы.
Галина настояла, чтобы подруга первое время пожила у нее: так было спокойнее обеим.
Немецкое лекарство, которое привез Дмитрий, действительно оказалось эффективным. Женщина стала чувствовать себя лучше, хотя врачи предупреждали, что полное восстановление займет много времени.
Но даже улучшение физического состояния не могло избавить женщину от душевной боли. Каждый вечер, лежа в постели, она прокручивала в голове разговоры с детьми, их равнодушные голоса, их нежелание помочь.
За все это время ни один из них не позвонил узнать о ее самочувствии. Ни один не предложил помощь. Только Марина прислала сухое сообщение: «Как ты?», на которое Лидия Григорьевна ответила таким же кратким: «Лучше».
Однажды вечером, когда они с подругой сидели на кухне и пили чай — уже без сахара, как рекомендовал врач — Лидия Григорьевна вдруг сказала:
— Не могу я просто так это забыть, Галь. Не могу и все.
— Что именно? — спросила женщина, хотя прекрасно понимала, о чем говорит подруга.
— Их… безразличие. Я всю жизнь им отдала. Всю! Виктора с института с красным дипломом выпустила. Андрею квартиру помогла купить, отдав все свои сбережения. А Маринку на курсы английского отправляла, последнее отдавала, чтобы она переводчиком стала. И вот теперь, когда мне по-настоящему нужна помощь, где они?
Галина молча слушала, понимая, что подруге нужно выговориться.
— А знаешь, что самое обидное? Они ведь думают, что так и должно быть. Что мать — это вечный банкомат и жилетка для слез. А когда ей самой плохо, так это ж естественно, она же старая, чего от нее ждать? Пусть сама справляется!
— Лид, не накручивай себя. Может они просто не понимают…
— Все они понимают! — резко ответила Лидия Григорьевна. — Просто им все равно. Но знаешь что? Я тоже умею быть равнодушной. И они об этом скоро узнают.
В глазах пожилой женщины появился какой-то решительный блеск. Соседка никогда не видела подругу такой.
— Что ты задумала, Лид?
— Увидишь. Просто увидишь.
Той ночью Лидия Григорьевна долго не могла уснуть.
«Раз они заботятся только о себе, — думала женщина, глядя в темный потолок, — значит нужно говорить на понятном им языке».
Утром она проснулась с четким планом действий и твердым намерением его осуществить.
На следующее утро Лидия Григорьевна попросила Галину купить ей недорогой коньяк.
— Ты что?! — всплеснула руками подруга. — Тебе же с твоим сердцем категорически нельзя!
— Да не пить, глупая! Мне для дела нужно. Не более рюмки примем.
Соседка недоверчиво покачала головой, но просьбу выполнила.
Вечером, когда бутылка заняла свое место на кухонном столе, Лидия Григорьевна объяснила свой план.
— Будешь моим свидетелем, — сказала она, доставая телефон. — Сейчас убедимся, как быстро могут всё бросить, когда речь заходит о деньгах.
Галина хотела что-то возразить, но увидев решительный блеск в глазах подруги, передумала. Лидия Григорьевна налила себе капельку коньяка — скорее для запаха, чем для эффекта — и набрала номер старшего сына.
— Витя, здравствуй, — голос ее звучал слабо и прерывисто, с легкой хрипотцой.
— Мам? Что случилось? — в голосе сына впервые за долгое время мелькнула обеспокоенность.
— Мне… совсем плохо, сынок. Думаю, надо вам собраться. Всем троим.
— В каком смысле — собраться? — насторожился Виктор.
— Я хочу решить вопрос с наследством, пока ещё могу, — она намеренно произнесла эти слова медленно, чтобы они точно дошли до сознания сына. — Не знаю, сколько мне осталось. После инфаркта… сам понимаешь.
В трубке повисло молчание, а затем Виктор заговорил совсем другим тоном — бодрым и деловым:
— Конечно, мама, я все понимаю. Ты не волнуйся, я завтра же приеду. Андрею и Марине позвоню сам. Отдыхай, береги себя.
— Спасибо, сынок!
Галина сидела с открытым ртом:
— Не могу поверить! Он даже спрашивать не стал, как ты себя чувствуешь! Только про наследство услышал и сразу «приеду»!
— А ты думала, — горько усмехнулась Лидия Григорьевна. — Подожди, сейчас остальные подтянутся!
Женщина не ошиблась. Уже через полчаса позвонил Андрей, спрашивая, в котором часу ему лучше приехать завтра. А еще через час пришло сообщение от Марины, что она смогла поменять билеты и прилетит в Москву рано утром.
— Поверить не могу, — качала головой Галина. — Когда тебе по-настоящему была нужна помощь, ни один не приехал. А тут словно по щелчку пальцев.
— Я тридцать лет для них жила, Галь! Всё им отдавала. А тут за один час поняла, что для них действительно важно.
На следующий день ровно к двум часам все трое детей Лидии Григорьевны собрались в квартире Галины.
Виктор приехал первым: представительный мужчина в дорогом костюме, с кожаным портфелем. Он принес коробку конфет и бутылку коньяка подороже, чем тот, что стоял на столе.
Андрей появился через полчаса с большим букетом гвоздик.
Марина прилетела последней, с чемоданом на колесиках и пакетом зарубежных лекарств: тех самых, о которых мать просила ее в больнице.
Лидия Григорьевна встретила детей в гостиной. Она выглядела значительно лучше, чем в больнице, но еще бледной и осунувшейся. Галина молча наблюдала из кухни, оставив дверь приоткрытой.
— Мамочка, как ты? — дочь первой бросилась к матери, обнимая ее и целуя в щеку. — Я так волновалась! Вот, привезла тебе лекарства, которые ты просила.
— Спасибо, доченька, — ровным голосом ответила женщина, не проявляя особой радости.
— Мам, ты нас напугала, — старший сын тоже подошел и неловко обнял мать. — Как ты себя чувствуешь?
— Значительно лучше, чем вчера, — ответила Лидия Григорьевна, внимательно глядя на детей.
— Слава богу, — выдохнул Андрей, вручая ей букет. — Мы все отменили, примчались. Что врачи говорят?
Женщина медленно положила цветы на журнальный столик и выпрямилась в кресле:
— А что, вам действительно интересно, что говорят врачи?
Дети переглянулись, не понимая, что происходит.
— Конечно, мама, — растерянно произнес Виктор. — Ты же нам вчера звонила, сказала, что тебе плохо.
— Да, звонила, — кивнула Лидия Григорьевна. — И вы все срочно примчались. А когда я вам из больницы звонила и говорила, что у меня инфаркт, что я в реанимации лежала, где вы были?
Дети снова переглянулись, но теперь на их лицах читалось смущение.
— Мам, у нас были дела… — начал было младший сын.
— Дела? А сегодня дел нет? Или дела автоматически исчезают только тогда, когда речь заходит о наследстве?
— Мама! — возмущенно воскликнула дочь. — Как ты можешь!
— Как Я могу? Нет, дорогие мои, вопрос в том, как ВЫ могли! Я чуть не умерла, а вам было наплевать! Ни один из вас даже не приехал проведать меня! Ни один не позвонил узнать, как я! А когда я попросила тебя, Марина, привезти мне жизненно важное лекарство, ты сказала, что занята!
Женщина опустила голову, не находя слов для оправдания.
— А вчера я упомянула наследство и… вы все здесь, — продолжала Лидия Григорьевна, обводя детей разочарованным взглядом. — Все сразу освободились, все примчались. Интересно, почему?
— Мама, ты несправедлива! — попытался возразить Виктор, но его голос звучал неубедительно даже для него самого.
— Несправедлива? Я отдала вам всю свою жизнь. Всё, что у меня было. А когда мне понадобилась ваша помощь, вы все оказались слишком заняты. Мне помогала не родная дочь, а соседка. Мне лекарства возил не мой сын, а сын соседки. Вот что несправедливо!
На глазах Марины выступили слезы. Андрей нервно переминался с ноги на ногу. Виктор стоял, опустив голову.
— Так что насчет наследства можете не беспокоиться! Я еще поживу. Умирать не собираюсь!
Дети стояли ошеломленные, пойманные с поличным на своем лицемерии.
— Мам, ты не понимаешь… — первым попытался оправдаться Виктор.
— Мамочка, я правда была очень занята, но я всегда… — начала дочь.
— У меня действительно были срочные вызовы, иначе я бы… — вступил Андрей.
Женщина подняла руку, останавливая этот поток пустых слов:
— Достаточно! Я не желаю слушать ваши оправдания. Вам нужна не я, а наследство. Только вы не учли важную деталь!
Мать поднялась с кресла, выпрямившись во весь рост. Ее глаза, обычно теплые и добрые, сейчас смотрели холодно и решительно:
— Сегодня я поняла одну простую вещь. Вы не заслуживаете не только моего имущества, но и того, чего не купишь ни за какие деньги — материнской любви. Ее вы тоже больше не получите!
Дети застыли, пораженные этими словами больше, чем угрозой лишения наследства.
— Мама, ты не можешь… — тихо прошептала дочь.
— Могу! Еще как!
Женщина сделала шаг к двери и распахнула её:
— А теперь я прошу вас покинуть эту квартиру. Немедленно. И забудьте мой номер телефона. Я больше не хочу вас видеть.
— Но мама… — попытался возразить Андрей.
— Никаких «но»! Вон отсюда! Все!
Ошеломленные, пристыженные, сбитые с толку, дети один за другим покинули квартиру. Лидия Григорьевна захлопнула за ними дверь и тут же достала телефон. Несколькими быстрыми движениями она внесла номера всех троих детей в “черный” список.
Женщина повернулась к Галине, которая молча наблюдала за происходящим:
— Вот и всё. Теперь у меня нет детей.
Галина обняла подругу за плечи и тихо промовила:
— Зато есть настоящий друг. Я всегда буду рядом, Лида!
Лидия Григорьевна кивнула, чувствуя одновременно боль и облегчение. Боль от осознания предательства самых близких людей. И облегчение от того, что наконец-то перестала себя обманывать, приняла горькую правду и нашла силы поставить точку.
