Не переживай, сынок, я сама всё решу: как его мать пыталась избавиться от меня

Часть 1.
Запах жареного чеснока смешался с едва уловимым ароматом духов. Вера остановилась на пороге кухни и замерла. Из-за приоткрытой двери доносился голос свекрови — негромкий, но колкий, как иголка в сердце.

— Ну не могу я с этим смириться, — говорила Маргарита Павловна, перемешивая что-то в кастрюле. — Она ему не пара. Нет, ну правда! Уж извини, Лидочка, но она же ни борща сварить, ни пирогов испечь… А ты видела, что она в аптеке берёт? Я тут вчера в ванной на полке нашла — таблетки какие-то. Не может, видать, детей иметь. Но Кирюше я, конечно, ничего не скажу. Всё сама решу, он у меня доверчивый…

Вера непроизвольно сжала ладонью карман худи — там была та самая упаковка: препараты, которые она начала пить в рамках подготовки к беременности. Значит, снова рылась в вещах. Уже третий раз за неделю в квартире что-то лежало не там, где она оставляла.

— Верочка, ты? — вдруг позвала свекровь. — Ты что-то рано сегодня, милая.

— Меньше заказов, — спокойно ответила Вера, пряча коробочку поглубже в карман. — Отпустили раньше.

Маргарита Павловна оценивающе скользнула по ней взглядом, задержалась на кроссовках и курьерской сумке.

— Ну да, доставка — дело срочное. Не то что у Лидочки, помнишь? Всё-таки банк, стабильность, график.

Эту пластинку свекровь ставила регулярно. «Лидочка из банка». «Лидочка с пирожками». «Лидочка, у которой всегда маникюр». И каждый раз при упоминании той женщины — бывшей Кирилловой девушки — Вере становилось неуютно, как будто ее сравнивали не с человеком, а с каким-то бракованным товаром со скидки.

Кирилл знал, что его мать всё ещё общается с бывшей, но считал это безобидным.

— Ну не может она быть против тебя, — убеждал он. — Она тебя хвалит! Постоянно говорит, какая ты добрая, терпеливая…

Терпеливая? Возможно. Только вот терпение начинало истончаться. Днём — заботливая свекровь с пледом, булочками и горячим чаем. Ночью — заговорщица с телефоном в руке и сладким голосом, рассказывающая кому-то, как трудно ей приходится с этой… «Вечно уставшей Вершининой».

На следующий день Вера чуть не опоздала на смену. Ключи от электроскутера исчезли. Она точно знала, что положила их на привычную полку у входа, но там было пусто. Пятнадцать минут поисков, потом паника, потом — злость.

— Что-то потеряла, Веруся? — свекровь выглянула из спальни с чашкой чая. — Я помогу!

— Не надо, — выдохнула Вера, стараясь не сорваться. — Найду сама.

Нашлись ключи почти через два часа. В кармане домашнего халата Маргариты Павловны. Та развела руками, якобы случайно положила, на автомате, когда собирала вещи в стирку. За это время Вера потеряла несколько заказов и получила предупреждение от менеджера.

— Может, это знак, — сказала за ужином свекровь, перемешивая компот. — Молодой женщине не к лицу таскаться по улицам с сумкой на плече. Кирюша волнуется, переживает…

Кирилл бросил на мать уставший взгляд:

— Мы копим. Ты же знаешь.

— Ну да, конечно, — она улыбнулась, мягко, как будто всё понимает. — Но, может, ей стоило бы подумать о смене работы? Кстати, Лидочка говорила, у них в банке освободилось местечко. С твоим образованием, Верочка, могли бы попробовать. Не позорно, по крайней мере.

Слова ударили как пощёчина. Вера встала и молча ушла в спальню. Раньше бы она просто сжала зубы и проглотила. Но сейчас — нет. Больше не хочется быть «терпеливой».

Ночью, развозя суши и вок по спальным районам, она снова и снова прокручивала в голове недавние события. Считала: полмиллиона уже на счёте, ещё столько же — и они смогут уйти. Только бы дотянуть. Только бы не сорваться.

Телефон завибрировал — новый заказ. Вера взглянула на адрес и замерла. Улица, дом, квартира. Имя заказчика — знакомое. Слишком.

Комментарий к заказу:
«Жду лично Вас, Вера. Надо поговорить.»

Часть 2.
Подъезд был ярко освещён, но внутри всё казалось серым и глухим. Вера стояла перед дверью, в голове пульсировала одна мысль: развернуться и уйти. Но пальцы уже сжали коробку с заказом, а в груди — колотилось сердце, как в школьные годы перед ответом у доски.

Когда Лидия открыла дверь, она выглядела не как та загадочная идеальная Лида, о которой столько раз твердили — скорее как уставшая соседка в домашнем халате. Никакой помады, никакого пафоса. Только тёплый свет в квартире и чашка чая в руке.

— Проходи. Я тебя действительно ждала.

— Лучше скажи, зачем, — Вера осталась на пороге. — Если ты хочешь передать что-то для Кирилла или свекрови — можно было позвонить.

— Нет. Я хочу сказать тебе. Лично.

Лидия опустилась на диван, жестом указала на кресло, но Вера осталась стоять. Лида кивнула, будто ожидала этого.

— Я знаю, каково это, — начала она. — Быть под её прицелом. Она умеет делать это вежливо, мягко… и смертельно точно.

Вера молчала, но напряжение в плечах стало меньше. Впервые за долгое время она чувствовала: её понимают.

— Знаешь, почему я ушла? — Лидия задумчиво провела пальцем по краю чашки. — Потому что пыталась стать тем, кем она хотела меня видеть. Варила супы, гладила скатерти, не дышала без её совета. И в какой-то момент просто перестала узнавать себя. Всё время думала: «Ну вот, если я ещё немного постараюсь — она меня примет». А потом поняла: она не примет никого. Просто потому что никто не сравнится с образом в её голове. Даже я — спустя годы — теперь хорошая только потому, что меня нет.

Вера села. Медленно. Осторожно, как человек, ступающий по тонкому льду.

— Тогда зачем ты хотела встретиться?

— Я не хотела. Но она настаивала. Названивала каждый день. Плакала, жаловалась. И вчера перешла грань. Предложила мне… сыграть спектакль. Встретиться «случайно» с Кириллом. Вызвать в нём эмоции. Встряхнуть воспоминания. А ты якобы всё это случайно увидишь…

Вера побелела.

— Она… правда… так сказала?

Вместо ответа Лидия нажала на экран телефона и включила аудиозапись. Голос Маргариты Павловны был узнаваем: ласковый, напевный — и от этого ещё более пугающий.

«Лидочка, родная, ты же понимаешь, это во благо. Он же с ней сгорел. Неряха, бесстыдница. Ты ему дом создашь, как раньше. Я помогу. Главное — вернись. Один вечер, ну пожалуйста. Он всё поймёт».

Вера слушала, не мигая. В горле встал ком. Казалось, всё внутри похолодело.

— Мне нужно было, чтобы ты это услышала, — Лидия выключила запись. — Чтобы ты не думала, что сходишь с ума. Нет, ты не придумываешь. Она действительно хочет разрушить вас.

— Зачем? — прошептала Вера. — Что я ей сделала?

— Ты её пугаешь. Ты неуправляемая. У тебя свои решения, своя работа, ты ездишь по ночам, не спрашивая разрешения. Она привыкла к другим. Таких, как ты, она не может контролировать. А если не может контролировать — значит, опасность.

— А ты?

— Я была удобной. Я слушалась. Я согласовывала. Я исчезла, когда нужно. За это, наверное, меня и обожествили.

Вера сжала руки в кулаки:

— Почему ты решила рассказать мне это?

— Потому что устала. Потому что больше не хочу быть её инструментом. Потому что в какой-то момент надо остановиться — и сказать: «Хватит».

Вера смотрела на неё долго. Потом вдруг засмеялась — глухо, нервно, с надломом:

— А знаешь, что самое страшное? Она даже сейчас продолжает. Только что мне пришло сообщение: мол, Кирилл беспокоится, я не отвечаю. А следом — от Кирилла. Он просто спросил про ключи.
Лидия кивнула:

— Всё по старой схеме. Придирки, тревожные сигналы, недомолвки — и вот уже разлад. У неё это отработано годами.

— И что мне делать?

— Не спорить. Не доказывать. Не оправдываться. Только одно: поговорить с Кириллом. Не о ней — о вас. О ваших границах, о вашей жизни. Пока ещё не поздно.

Вера встала. В груди было тяжело, как перед бурей. Но в этой тяжести — ясность.

— Спасибо. За честность.

— Удачи, — просто сказала Лидия. — И не теряй себя. Ни при каких обстоятельствах.

Часть 3.
Возвращаясь домой, Вера ощущала, как в ней что-то медленно, но необратимо меняется. Её больше не трясло. Не рвалась дыхание. Было тихо. Слишком тихо. Будто внутри расправились плотно сложенные крылья — и заняли всё пространство до краёв.

Когда она открыла дверь, в прихожей уже стояла Маргарита Павловна — с телефоном в руке, с натянутой тревогой на лице.

— Где ты была? Я волновалась! Кирилл не мог до тебя дозвониться…

— Не будем, — спокойно перебила Вера, снимая куртку. — Кирилл даже не знал, во сколько я заканчиваю смену. Это Вы сами его настраиваете против меня, верно?

Свекровь побледнела. Пальцы сжались в кулак.

— Я просто… хотела как лучше.

— Так лучше для кого? Для него? Или чтобы снова всё было под Вашим контролем?

— Ты говоришь, как… как он! — Маргарита Павловна осела на скамью, губы дрожали. — Такой же упрямый. Такой же холодный. А я… я всю жизнь ему отдала! А теперь вы просто… уйдёте?

— Мы не бежим от Вас. Мы — взрослеем, — сказала Вера мягко, но твёрдо. — Вы растили сына, чтобы он был счастлив. Так дайте ему жить своей жизнью.

— А ты… ты уводишь его у меня, как когда-то увели отца!

— Я — не другая женщина, — Вера покачала головой. — Я его жена. И я хочу, чтобы в его жизни было место для всех: и для Вас, и для меня. Но не под диктовку.

На пороге появился Кирилл. Сумка с работы ещё висела на плече. Он остановился, услышав последние слова. Несколько секунд смотрел на мать, потом — на жену. И будто впервые увидел всю картину целиком.

— Мам, — тихо сказал он, — я всё слышал.

— Кирюша…

— И про Лиду тоже знаю. Она позвонила и рассказала.

Маргарита Павловна побледнела окончательно. Попыталась дотронуться до сына — но он отступил на шаг.

— Я не злюсь. Просто… это неправильно. Ты не можешь проживать свою боль через меня. Папа ушёл — это ужасно. Но я не он. А Вера — не враг. И если ты хочешь остаться в нашей жизни — тебе придётся это принять.

— Я… я просто хотела, чтобы он был рядом, — прошептала она.

— Он и так рядом. Но уже не ребёнок.

Маргарита Павловна опустилась на банкетку, словно выпущенный шарик, из которого вылетел весь воздух. А Вера вдруг увидела в ней не коварную свекровь, не заговорщицу, а потерянную женщину, которая всю жизнь боялась снова остаться одна.

— Вам нужна поддержка, — сказала Вера. — Профессиональная. Не ради нас, а ради себя.

Ответа не было. Только тишина. Но это уже было началом.

На следующий день они сидели за столом на кухне у родителей Веры. Её отец с серьёзным видом листал бумаги.

— Значит так, — сказал он наконец, — мы даём вам остаток на взнос. Без возврата, не спорьте. Главное — чтобы у вас был свой угол. Остальное — по ипотеке. Район спокойный, дом тёплый.

— Спасибо, папа, — Вера взяла его за руку. — Мы не подведём.

Кирилл сидел рядом, с прямой спиной, с вниманием на лице, которого не было раньше. Не растерянный, не измученный — а осознанный. Готовый взрослый мужчина.

— Мы хотим начать по-настоящему, — сказал он. — Своё пространство. Своя жизнь.

И уже через несколько недель они сидели вдвоём, молча, на балконе новой квартиры, которая ещё пахла штукатуркой. Вера положила голову ему на плечо.

— Всё будет хорошо?

— Будет, — прошептал он. — Потому что теперь — вместе.

Маргарита Павловна спустя месяц согласилась сходить на приём к психологу. Неохотно, с оговорками, но всё же — сама. А ещё позже она впервые позвонила без претензий — просто узнать, как у них дела.

И, может быть, когда-нибудь, она поймёт, что любовь — это не страх потерять. Это доверие. И уважение к чужому выбору. Даже если он не совпадает с твоим.

Оцените статью
Не переживай, сынок, я сама всё решу: как его мать пыталась избавиться от меня
— О, нет, милый мой! Ты не имеешь права приводить к нам домой хоть кого-то без моего согласия! Это я купила эту квартиру, и решать всё тут