— И снова мой сын голодный! — голос Любови Андреевны, как дрель по уху, рассек кухню пополам. — Ты, Катюша, только и умеешь, что чемоданы мотать! А муж, между прочим, не верблюд, жрать хочет.
Екатерина, стоя у дивана, сдержанно отложила собранные до половины вещи и медленно повернулась. Глаза холодные, как лёд из морозилки, но голос — спокойный, почти усталый.
— Давайте так, Любовь Андреевна. Вы приехали в гости на выходные, а не устроить проверку из общества «Забота о сыновьях России». Что вы тут вообще устроили?
Свекровь цокнула, губы поджала так, будто лимон проглотила.
— Что, трудно было ужин приготовить? Или ты только в Excel со сковородкой разговариваешь? Сергей же мужчина, ему силы восстанавливать надо!
— А вы не забыли, что ваш «мужчина» три месяца как сидит дома и играет в героя дивана? — Екатерина выпрямилась и скрестила руки. — Кто по-вашему за свет, воду, интернет и вашу пятничную рыбу платит? Фея с зарплатной картой?
— Вот теперь и упрекнула! — Любовь Андреевна зло дернула себя за седеющие корни. — Мой Сереженька ищет себя, между прочим. А ты только считаешь. Да посчитай уже, сколько раз ты сама с ним поужинала за месяц!
— Ему тридцать пять, Любовь Андреевна. Не пятнадцать, чтоб искать. В этом возрасте уже находят, или хотя бы начинают искать работу. А не душевную гармонию на кухонном стуле.
— Катя, не будем разводить балаган, — Любовь Андреевна развела руками, изображая примирение, — а то опять «нервы», «голова», «давление»…
— Угу. Только не ваше, а моё. Через три часа самолет, между прочим. Мне бы чемодан дособирать, а не психотерапию по выходным устраивать.
Она отвернулась и вернулась к своему чемодану. Действовала уверенно, чётко, как хирург: трусы — в сетку, рубашки — под утюг, ноутбук — сверху. Всё по системе. Екатерина вообще была ходячей системой, особенно когда все вокруг начинали сыпаться, как карточный дом.
Она еще с универа так — пока подружки делили деньги на пиццу и такси, она вела табличку с расходами и договаривалась с таксистом о скидке. А теперь, спустя годы, её вызывали тогда, когда бизнесу оставалось только вызвать батюшку и отслужить панихиду.
Телефон завибрировал.
— Да, Михаил Степанович, здравствуйте, — Екатерина поднесла трубку к уху. — Уже готовлюсь к вылету. Документы прочитала. В гостиницах — бедлам, знаю.
Она слушала, поджав губы. Ситуация была не ахти. Маленькая сеть отелей на грани краха. Рынок просел, сотрудники деморализованы, бухгалтер спит с управляющим, который не умеет считать даже свои чаевые. Всё как обычно.
— Месяц? — она повторила с лёгким вздохом. — Ну, кто-то же должен спасать. Справлюсь, конечно.
Связь оборвалась. И тут — как по заказу — в дверях спальни снова возникла свекровь. Стояла, как призрак из параллельной реальности.
— Месяц? — протянула с подозрением, как будто Екатерина сказала «в тюрьму на месяц». — Ты опять на месяц? Серьёзно?
— Угу. Такая вот я опасная женщина. Месяц — и всё, семья рассыпалась. Хотя пока рассыпается только ваш рассол в холодильнике.
— Какая ж ты после этого жена? — вздохнула свекровь, будто увидела на внучке татуировку «не люблю оливье». — Жена — это когда борщ, чистый пол и ласковое «дорогой» вечером. А не отчёт по прибыли на WhatsApp.
Хлопнула входная дверь. И начались шаги. В ритме «иди-ка ты, Катя, в командировку» — быстрые и виноватые.
— Ты уже собралась? — Сергей зашел, с пакетами из магазина. Вид усталый, волосы спутанные, но с игрой в доброго мужа он ещё не завязал.
— Почти, — Екатерина даже не подняла глаз. — Самолет через три часа. Пакеты на кухню, если не сложно. Или, как там мама говорит — ты ж мужчина, силы нужны.
— Вот именно! — взвилась Любовь Андреевна, как будто ждала реплики. — Сынок, ты должен сказать ей — хватит мотаться! Ты мужчина, в доме — хозяин, а не статист!
Сергей опустил пакеты на пол и обречённо сел на табурет. Как человек, которого никто не предупредил, что семья — это не только уют, но и непрерывный чемпионат по психологическому выживанию.
— Мам, ну мы же говорили. У Кати работа. Она спасает бизнесы. Людей. Денег зарабатывает больше, чем я, — последнее он пробормотал почти неслышно.
— Так может, тебе юбку надеть, а ей брюки? — съязвила свекровь. — Смешно, честное слово. Мужик без работы, жена с чемоданом. Картинка маслом.
— Сергей, — Екатерина повернулась к мужу, — можно тебя на пару слов? Без театральных реплик третьего плана.
Свекровь с демонстративным сопением удалилась на кухню. За ней понеслись звуки кастрюль, как будто она там готовилась к апокалипсису.
— Я уезжаю работать, не на курорт. Серьёзное задание, — тихо сказала Екатерина, — и я думала, ты, как муж, меня поддержишь. А не будешь подпевать маме про борщ.
— Просто… мы почти не видимся, Катя. Я дома, ты — где-то в Владивостоке. Или Хабаровске. Я уже путаюсь, где ты.
— Ты и в холодильнике путаешься, где котлеты, — хмыкнула Екатерина. — А еще недавно говорил, что гордишься мной. Что я — «твоя умница». Или ты тогда в костюме Деда Мороза был, фантазировал?
— Это было… до. До того, как я остался без работы. Тогда всё по-другому казалось.
— Знаешь, я ведь не упрекаю тебя за то, что ты сейчас не работаешь. Хотя хотелось бы. Но не упрекаю. Но если ты забыл, на ком держится наша квартира, еда и свет — то я напомню: это всё я. И если уж быть честным — ты женился не на Золушке. А на кризис-менеджере.
Она захлопнула чемодан. Громко. Даже кастрюли на кухне приумолкли.
— Я позвоню, когда приземлюсь, — сказала она уже у двери. — И, Серёжа, не повторяй больше слова своей мамы. Ты ведь выбрал не её, а меня. Или ты хотел жену по методичке?
Дверь хлопнула. За ней осталась тишина. И Сергей. Один. Ну, почти один.
— Сереженька, не расстраивайся, — уже из кухни доносился голос Любови Андреевны, сладкий, как компот из детсада. — Я тут пока побуду. Всё тебе приготовлю. А карьеристка пусть летит. Там, в гостинице, может, и полы вымоет — глядишь, вспомнит, что она женщина.
Сергей поднял взгляд на потолок. Потолок, как и жизнь, молчал.
Дни командировки слились в один длиннющий марафон без финиша. Екатерина уже не чувствовала ни ног, ни спины, ни разума. С утра — совещание. Потом куча бумаг, дебет с кредитом, мозговыносящие встречи с отделами. И каждый вечер — падение в кровать с лицом в подушку и одним-единственным достижением: короткое сообщение мужу.
«Как дела? Что нового?»
Ответ был из серии «я жив, не ищи»:
«Нормально. Ничего особенного».
Ну и спасибо, дорогой, за обильную эмоциональность. Видеозвонков — ноль. Он не предлагал. А она решила: ну и ладно. Не будет я первой поджимать хвост. Хотя скучала, конечно. Особенно по той дурацкой улыбке, которую он всегда лепил, когда видел её в камере. Глупая, но родная.
В один из вечеров Екатерина уставилась в телефон, как будто он сейчас ответит сам, без её участия. Палец завис над иконкой видеозвонка. Завис, повис… и отскочил. В гордости, видимо, зарядку поменяли — держала железно. Отправила текст. Без смайлика. Без лишних букв.
А проект, между прочим, взял и пошёл как на дрожжах. Всё, что она предложила как антикризис, сработало даже лучше, чем надеялась. Отчёты лезли вверх, как температура у ребёнка на третий день простуды. Директор гостиничной сети аж подпрыгивал на месте от счастья.
— Екатерина Алексеевна, вы настоящий волшебник! — глаза у него были, как у рыбы в духовке — округлые и в масле. — За три недели — и такой результат!
— Это командная работа, Пётр Михайлович, — натянуто улыбнулась Екатерина. Она устала. Не от цифр. От одиночества.
И тут она поняла: можно возвращаться на четыре дня раньше. Официально. Документы оформлены, счета сверены. Всё чики-пики.
Домой.
Дорога тянулась, как жвачка в волосах. Она представляла, как Сергей откроет дверь, слегка прифигеет от неожиданности, а потом — обнимет. Тепло так. Надолго. Потом разговор по душам, как в кино. И, может быть, — новая точка отсчёта. Ну, или хотя бы запятая.
Такси притормозило у подъезда. Екатерина выдохнула, расплатилась, достала чемодан и поплелась к своему этажу, будто несла не одежду, а мешок с кирпичами. Вставила ключ — и зависла.
Ключ не повернулся.
Чего?!
Она ещё раз проверила: её ключ, её дверь. Ну точно.
И тут дверь распахнулась.
На пороге — женщина с младенцем. Уставшая, коса набекрень, халат домашний. За её плечом — мужик. Спокойный такой. Как будто в своей квартире. Что, впрочем, и оказалось правдой. По их версии.
— Вы кто? — женщина поджала губы, будто вот-вот скажет что-то очень нехорошее.
— Это я должна вас спросить, — Екатерина уже чувствовала, как начинает закипать. — Что вы делаете в моей квартире?
Мужик вышел вперёд. Посмотрел на Екатерину, на чемодан, на паспорт, который она уже лихорадочно вытаскивала.
— Мы снимаем эту квартиру уже две недели. По договору. С хозяином.
— С каким ещё хозяином? — Екатерина чуть не задохнулась.
— С мужчиной. Сергей Викторович, — неуверенно ответила женщина, неловко укачивая ребёнка.
Ага. Приехали. До свидания, Катенька, ты дома.
Екатерина нажала на кнопку вызова. Сергей ответил почти сразу. Голос — спокойный. Ну конечно. Он же не на морозе стоит с чемоданом.
— Кто эти люди?! — её голос дрожал, но не от холода. От бешенства, которое вскипает изнутри и не даёт дышать. — Почему они живут в моей квартире?!
— Катя?.. Ты уже вернулась? Я думал, ты ещё неделю в командировке.
— Отвечай. На. Вопрос. — каждое слово — как пощёчина.
— Слушай… Давай не по телефону. Приезжай к маме. Я там. Всё объясню.
— Объяснишь? Отлично. Жди.
Она извинилась перед семейкой в халате, вызвала такси и через сорок минут уже стояла у двери квартиры свекрови. Сергея открывал, как будто заказал пиццу и не был уверен, что это его маргарита.
— Привет… Заходи, — пробормотал он, виновато глядя в пол.
В гостиной сидела Любовь Андреевна. С видом, будто это не она сдала чужую квартиру, а выиграла на ней джекпот.
— А вот и наша путешественница! — воскликнула она, сложив руки, как дирижёр перед симфонией. — Раньше срока, как я понимаю? Сюрприз не удался!
— Какой ещё сюрприз? — Екатерина прищурилась. Что-то здесь совсем не клеилось. Или клеилось, но к стене.
Сергей прочистил горло, почесал затылок, глянул на мать, как будто та — переводчик с катиного на человеческий.
— Мы решили… Ну, я с мамой подумал… Короче, я переехал сюда. Мама выделила нам комнату. А квартиру мы сдали. Денежка лишней не будет.
— Мы? — Екатерина выгнула бровь. — Ты с какого перепуга стал совладельцем?
— Ну, мы же муж и жена. Совместно нажитое, и всё такое…
— Она до брака куплена, гений. И как ты вообще мог решить это без меня?!
— А когда с тобой решать? — встряла Любовь Андреевна, хлопая глазами. — Ты ж вечно в разъездах. Тут надо было действовать, не думать.
— Действовать?! — Екатерина чувствовала, как начинает задыхаться от ярости. — И кто дал вам право распоряжаться моей квартирой?
— Да брось ты, — отмахнулся Сергей. — Она тебе всё равно ни к чему. Ты же там почти не бываешь. А тут — польза.
— Польза? Ты мою квартиру сдал, как дешевую койку на вокзале, и называешь это пользой?
— Не ори на моего сына! — взвилась свекровь, как чайник. — Он для семьи старается!
— Для какой семьи, интересно? Для мамы с сыном?
— Ты всё о работе, о карьере. А у мужчины должна быть опора! А не ноутбук и зум!
Екатерина молчала. Смотрела на них — и не верила. Эти два человека, которых она считала близкими, сидели тут и рассуждали, как лучше распорядиться её жизнью. Без неё.
— Сергей, — сказала она, очень спокойно. — Оставайся. Здесь. С мамой. Я подаю на развод.
— Чего?! Ты с ума сошла?
— Нет. Я просто наконец проснулась.
Она вышла, громко хлопнув дверью, и прямо с лестницы набрала номер.
— Инна? Срочно нужна твоя помощь. Очень срочно.
Через неделю квартиранты уехали. Ребёнок на прощание показал ей язык. Екатерина только усмехнулась.
Сергей получил повестку о разводе. Не ответил. Любовь Андреевна звонила — Екатерина молчала.
— Жалкий, конечно, — сказала Инна, когда подписывали бумаги. — Он хоть работает?
— Устроился к школьному другу. Носит коробки и своё эго. Мне всё равно.
Она снова жила одна. Но — по своим правилам. Без «мы», которое больше походило на приговор.
Свободная. И счастливая.
И, между нами говоря — выглядела лучше, чем за последние три года. Даже соседка по лестничной площадке заметила:
— Катюша, ты что, влюбилась?
А она только усмехнулась.
— В себя, тётя Нин. И это, знаете ли, взаимно.
