— Съезжай отсюда, поняла?! — голос старухи дрожал, но в нём было столько злобы, что у Вики по спине побежали мурашки. — Квартира сына, а ты тут как паразит!
Ключи звякнули о кафель. Вика застыла, как прибитая, глядя на женщину в застиранном пальто и с опухшими от слёз глазами. Узнала не сразу — полгода прошло, как развелась с Андреем. А теперь вот — его мать, Клавдия Семёновна, стоит на пороге, будто из кошмара вышла.
— Что вы сказали? — Вика медленно подняла ключи. — Повторите, пожалуйста.
— Повторить?! Да ради Бога! — старуха вломилась в прихожую, пахнущую свежей краской. — Съезжай, пока не поздно! Мой сын дал тебе крышу над головой, а ты его выгнала как собаку!
— Он сам ушёл, — спокойно, но твёрдо ответила Вика.
— Сам?! — передразнила та. — Сам он бы никуда не пошёл! Ты его довела!
Вика устало выдохнула и закрыла за ней дверь, щёлкнув замком.
Осень стояла мокрая, липкая. Дождь шёл третий день, и подъезд пах сыростью и кошачьим кормом. Но внутри у Вики было сухо — не в квартире, а внутри, в груди. С тех пор, как Андрей ушёл, словно кто-то выключил постоянный гул раздражения. Она наконец могла просто жить.
— Клавдия Семёновна, вы зря приехали, — сказала Вика, ставя пакет с продуктами на табурет. — Квартира моя, документы все на месте. Вы же знаете, я её ещё до свадьбы купила.
— Купила! — фыркнула та, обводя взглядом комнату. — Знаем мы, как вы теперь всё «покупаете». Сын вкалывал, а ты бумажки перекладывала.
— Андрей? Вкалывал? — Вика не удержалась от горькой усмешки. — Он полгода на заводе не появлялся, а потом вообще уволился.
— Он болел! — отрезала свекровь. — Нервы! После твоих истерик!
Вика покачала головой и прошла на кухню.
Старуха шла за ней, словно инспектор. Трогала скатерть, заглядывала в кастрюлю, нюхала хлеб, будто искала улики.
— Неплохо живёшь, — процедила. — Телевизор новый, холодильник полный. А мой сын в деревне на макаронах.
— Он взрослый человек, пусть работает.
— Работы нет! Всё ты виновата! Он бы жил в городе, если бы ты не выставила!
— Вы забываете, что это я платила за коммуналку, — сказала Вика, стараясь держаться ровно. — И сейчас плачу. И платила всегда.
— Так теперь и расплачивайся! — неожиданно повысила голос Клавдия Семёновна и вытащила из сумки какой-то мятый листок. — Вот! Кредит под залог квартиры! Всё оформлено!
Вика взяла бумагу. Распечатано криво, шрифт будто с принтера девяностых, печать еле видна. Но имя — «Андрей Викторович Козлов» — стояло чётко.
Она почувствовала, как внутри что-то кольнуло.
— Это подделка, — спокойно произнесла она. — Без моего согласия никто не мог заложить квартиру.
— А кто сказал, что без? — ухмыльнулась старуха. — Ты жена была — всё подписывала!
— Нет. Я такого не подписывала. — Вика достала из шкафа синюю папку и выложила документы прямо на стол. — Вот свидетельство о собственности. Год — за полтора до свадьбы. Деньги — от родителей.
Клавдия Семёновна пробежалась глазами по бумагам. Лицо её вытянулось, губы поджались.
— А-а… хитрая, значит, — выдавила она. — Всё заранее подготовила! Сына обманула, чтобы с пустыми руками оставить!
— Хватит! — голос Вики сорвался. — Уходите, пожалуйста.
— Не уйду, — отрезала старуха, садясь прямо на диван. — Пусть полиция приедет — посмотрим, кто прав.
— Серьёзно? — Вика достала телефон. — Хорошо. Сейчас вызову.
— Да ты… ты что, с ума сошла? — Клавдия вскочила. — Что люди подумают?!
— Что в моей квартире посторонняя женщина.
Пальцы дрожали, когда Вика набирала номер. Её трясло — от злости, от усталости, от того, что снова пришлось защищать то, что и так было её.
Через двадцать минут пришли двое участковых. Молодые, в форме, с глазами, которые видели всё.
Выслушали обе стороны. Вика показала документы. Клавдия суетилась, мямлила, что «всё не так, как кажется».
Один из полицейских только вздохнул:
— Женщина, покиньте помещение. Если квартира не ваша — не имеете права тут находиться.
— Да я мать его! — крикнула Клавдия. — Мать!
— Тем более, — ответил второй, — мать должна подавать пример.
Вика стояла, сжав руки в кулаки, пока старуха собирала сумку.
На прощание Клавдия бросила:
— Мы ещё увидимся, не радуйся.
— Замок поменяю, — тихо ответила Вика. — Тогда точно не увидимся.
Когда дверь закрылась, она опустилась на пол.
Пакет с продуктами так и стоял нераспакованным. В голове стучало одно: «Опять. Снова. Они не успокоятся».
Она прожила с Андреем четыре года, и за это время поняла — некоторые люди не умеют жить без борьбы. Им обязательно нужно кого-то обвинить, чтобы чувствовать себя правыми. А теперь вот — его мать решила продолжить семейное дело.
Телефон зазвонил поздно вечером, когда Вика как раз закончила мыть посуду.
На экране — знакомое имя. Андрей.
«Ну вот, — подумала она, — началось».
— Ты чё, мать мою позорила? — с ходу заорал он. — Полицию вызвала, да? Старушку на улицу выгнала?!
— Старушку? — Вика усмехнулась. — Твоя «старушка» ворвалась в мою квартиру с фальшивыми документами и требованием «съезжай, пока не поздно». Как бы ты поступил?
— Надо было нормально поговорить, — пробурчал он, сбавив тон. — Она от переживаний чуть не померла! Давление, таблетки, всё вот это…
— А может, ей стоило остаться дома, а не ехать в город устраивать шоу?
— Ты бессердечная! — выдохнул он. — Я к тебе хорошо относился, всё для тебя делал!
— Да, помню, — сухо ответила Вика. — Особенно когда ты «для меня» спускал мою зарплату в баре.
Пауза. На том конце зашипело пиво. Вика даже слышала, как он сглотнул.
— Я… я просто не выдерживал. Работа, нервы…
— Андрей, не начинай, — устало сказала она. — Мы всё это уже проходили.
— Я подам в суд, — резко бросил он. — Пусть суд решит, кому квартира достанется.
— Отлично. Только не забудь оплатить госпошлину. — Она отключила.
После звонка стало пусто, но спокойно. Вика понимала — на этом он не остановится. Он всегда был как ребёнок, которому нужно последнее слово, даже если оно звучит нелепо.
Следующие дни прошли спокойно. Работа, метро, магазины, бессмысленные разговоры коллег о скидках и сериалах. Вика будто жила в паузе между бурями.
Но буря всё равно пришла.
Через неделю, возвращаясь вечером домой, она увидела у подъезда Андрея.
Стоял, прислонившись к перилам, в старой куртке, с пластиковым стаканом кофе из автомата. Лицо опухшее, глаза красные, но в них — что-то новое. Не злоба, а, скорее, растерянность.
— Привет, — неуверенно сказал он.
— Зачем ты здесь?
— Хотел поговорить. Не ругайся.
— Я не ругаюсь, — Вика вздохнула. — Говори.
Он кивнул, будто собираясь с духом.
— Мать моя… ну, ты знаешь, она всё принимает близко к сердцу. Думала, я без квартиры пропаду. А я ей сказал, что ты не злой человек. Просто устала.
— Спасибо за защиту, — язвительно отозвалась Вика. — Только поздно.
— Не перебивай. Я не хочу ссор. Просто… — он замялся, потер затылок. — Она теперь на меня давит. Мол, верни своё. А у меня совесть грызёт. Мы же жили вместе, всё делили.
— Что делили? — подняла бровь Вика. — Мои деньги? Мой чайник? Или мои нервы?
Он отвёл взгляд.
— Ты всегда язвительная была, — буркнул он. — Из-за этого и не вышло.
— Нет, — спокойно сказала Вика. — Не вышло потому, что ты не хотел взрослеть.
Пауза повисла тяжёлая. Двор пустой, фонарь мигает, где-то во дворе лает собака.
— Ладно, — сказал он наконец. — Мне просто нужно… ну, бумага, что квартира твоя. Чтобы мать успокоилась. А то я уже не могу с ней спорить.
Вика посмотрела на него долго. В его голосе не было фальши — впервые за долгое время.
— Ладно, — сказала она. — Завтра скину копию свидетельства. Но потом — всё. Ни визитов, ни звонков. Понял?
— Понял, — кивнул он, будто мальчишка, пойманный на вранье. — Спасибо.
Он ушёл, не обернувшись.
На следующий день Вика действительно отправила ему фото документов.
После этого — тишина.
Неделя. Месяц. Осень плавно перетекла в зиму. Дождь сменился снегом, а на подоконнике Вики появились новогодние гирлянды.
Она жила. Работала, смеялась с коллегами, по вечерам включала музыку и не боялась громких звуков — никто не орал из комнаты, что «надо отдохнуть после тяжёлого дня».
Но однажды, в начале декабря, позвонил участковый.
— Виктория Сергеевна? Вас беспокоят из отдела. Уточните, вы знаете гражданина Козлова Андрея Викторовича?
Сердце у Вики ухнуло.
— Это… мой бывший муж. Что случилось?
— Его нашли в деревне, у матери. Сердце. Не переживайте, не криминал. Просто… случилось.
Она долго молчала, не зная, что ответить.
Положила трубку, села на край дивана. В голове — пусто. Ни радости, ни боли. Просто тяжесть.
А потом пришла мысль: всё кончилось.
Через неделю пришло письмо — от нотариуса.
Вика не открывала сразу. Думала, может, ошиблись. Но вскрыла.
Завещание. Почерк Андрея. Всего одна строчка:
«Всё, что имею, передаю Виктории Сергеевне. Пусть хоть ей повезёт».
Она долго сидела, уставившись в листок. Плакать не получалось. Только тихо выдохнула:
— Поздно, Андрюша… слишком поздно.
Весной Вика сняла старые обои, перекрасила стены в тёплый бежевый, купила новый диван.
Каждое утро пила кофе у окна и смотрела, как город просыпается. Без страха, без крика за спиной, без вечного чувства вины.
Иногда снился Андрей — не злой, не пьяный. Просто усталый. Он молча садился за стол и наливал себе чай.
А Вика просыпалась и думала: «Вот теперь — всё. По-настоящему».
Клавдия Семёновна больше не появлялась. Только как-то раз кто-то оставил у двери банку с яблочным вареньем. Без записки.
Вика не стала выбрасывать. Просто поставила на полку — напоминание, что прошлое не исчезает, оно просто теряет клыки.
Теперь у неё был дом. Свой.
Заработанный, выстраданный, выстоявший.
И впервые за много лет Вика знала: за этой дверью — никто не придёт отнимать её спокойствие.
Она налила себе кофе, подошла к окну и посмотрела на мокрый асфальт, где уже пробивались первые капли весеннего дождя.
— Ну что, жизнь, — сказала она тихо, — теперь давай без фальши, ладно?
И впервые за долгое время — улыбнулась.
