Бокалы звенели, смех разливался по комнате. Сорок лет совместной жизни — дата, которую нельзя не отметить. Светлана расставляла закуски на праздничном столе, поправляя выбившуюся прядь седых волос. Ее руки, испещренные морщинками и венами, двигались привычно и ловко.
Сорок лет — как один день. Хороший день? Разный. Как и вся жизнь.
– Светик, ну где там салаты? Гости голодные сидят! – голос Виктора прорезал кухонную тишину.
Светлана вздрогнула. Этот командный тон сопровождал ее всю жизнь.
– Несу, Витя, – тихо ответила она, подхватывая большое блюдо с оливье.
Гостиная была полна родственников и друзей. Дочь Марина с мужем, внуки-подростки, соседи, с которыми дружили десятилетиями, коллеги Виктора. Все улыбались, поздравляли, но Светлана замечала эти взгляды — сочувственные, понимающие. Они знали. Все знали.
– А вот и хозяюшка наша! – громогласно объявил Виктор, когда она вошла с салатом. – Дамы и господа, сорок лет терплю ее стряпню и ничего, жив еще!
Смешки прокатились по комнате. Неловкие, вынужденные.
– Вить, ну что ты… – Светлана попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кривой.
– Да ладно тебе, шуток не понимаешь? Сорок лет живем, а ты все такая же чувствительная! – он театрально закатил глаза. – Вот, друзья мои, что значит женская логика в действии. Ставь уже свой шедевр кулинарный!
Светлана поставила салат и отошла к кухне. В груди что-то сжалось, словно невидимая рука стиснула сердце. Сколько раз за эти годы она слышала подобные «шутки»? Тысячи? Десятки тысяч?
– Мам, ты чего? – Марина зашла на кухню и обняла ее за плечи. – Не обращай внимания, ты же знаешь папу.
– Знаю, – тихо ответила Светлана. – Слишком хорошо знаю.
Что-то в ее голосе заставило дочь внимательно посмотреть ей в глаза.
– Мам?
– Все хорошо, солнышко, – Светлана натянуто улыбнулась. – Неси, пожалуйста, остальные тарелки.
Вечер продолжался. Тосты, поздравления, воспоминания. Виктор царил за столом, рассказывал байки из их совместной жизни, где он всегда выглядел героем, а Светлана… кем она выглядела? Глупышкой? Недотепой?
– А помните, как Света чуть дом не спалила? – гремел его голос. – Забыла утюг на костюме моем выходном! Хорошо, я вовремя вернулся, а то бы сгорели как спички!
На самом деле тогда она не спала трое суток с больным ребенком, но разве это кого-то интересовало?
– А еще был случай… – продолжал Виктор, но Светлана уже не слушала.
Что-то внутри нее ломалось, трескалось, как весенний лед. И сквозь эти трещины пробивалось что-то новое – решимость.
– А когда Светка права получала, чуть инструктора до инфаркта не довела! – Виктор залпом опрокинул рюмку. – Три раза пересдавала! А потом я ее сам учил, во дворе, на старой «шестерке». Думал, машину угробит, но ничего, теперь хоть как-то ездит.
В действительности Светлана сдала с первого раза, но Виктор настоял помочь с вождением и умудрился разбить бампер на парковке. Эту деталь он всегда опускал.
Виктор поднялся, пошатываясь, и поднял бокал:
– За мою Светку! Сорок лет терпит моё руководство! Женщина что корабль – без капитана никуда!
Зависла неловкая пауза. Только внук Денис хихикнул, уткнувшись в смартфон.
– Папа, может, о другом поговорим? – осторожно предложила Марина.
– А что такого? Шутка юмора! – Виктор недоуменно развел руками. – Светка, ты что, обиделась? Ну-ка, улыбнись гостям!
Светлана смотрела на свои руки. Сколько посуды они перемыли? Сколько рубашек выгладили? Сколько ночей не спали у детских кроваток? И всё это – под аккомпанемент «шуток».
– Я не обиделась, – тихо сказала она, поднимая глаза. – Продолжайте веселиться.
В её взгляде что-то изменилось, но Виктор, захмелевший от выпитого и собственного красноречия, не заметил. Только Марина встревоженно посмотрела на мать.
Остаток вечера Светлана была безукоризненно вежлива. Разносила десерты, подливала чай, улыбалась уголками губ. Но внутри неё бушевала буря.
Когда последние гости ушли, а Виктор, пробормотав что-то про «отличную годовщину», завалился спать, Светлана долго стояла у окна. Свет фонарей рисовал причудливые узоры на мокром асфальте. Где-то вдалеке проезжали машины. Жизнь продолжалась.
Утро застало Светлану уже собранной и решительной.
Она тихо собрала небольшой чемодан – самое необходимое. Достала сберкнижку, куда тайно откладывала с каждой пенсии. Немного, но хватит на первое время.
Виктор еще спал, похрапывая и раскинувшись на постели. Светлана смотрела на него долго, изучая каждую морщину на лице человека, с которым прожила почти всю сознательную жизнь.
– Извини, Витя, – прошептала она. – Больше не могу.
На кухонном столе она оставила записку:
«Витя, я ухожу. Не потому, что не люблю тебя. А потому, что вдруг поняла — я перестала уважать себя. Сорок лет я смеялась над твоими шутками, которые резали меня по живому. Сорок лет я молчала, когда ты унижал меня при всех. Я думала, что это и есть любовь — терпеть. Теперь понимаю, что ошибалась. Не ищи меня. Я у Марины. Когда будешь готов говорить со мной как с равной — дай знать.»
Положив ручку, Светлана достала из шкафа старую коробку с фотографиями. Перебрала их, выбрала несколько — где они молодые, счастливые, равные. Еще были документы — справка о ее вкладе в покупку квартиры (деньги от продажи бабушкиного дома в деревне), ее трудовая с записью о почетной грамоте, которую Виктор всегда высмеивал.
Такси уже ждало внизу. Светлана в последний раз окинула взглядом квартиру и тихо прикрыла за собой дверь.
– Куда едем, бабуля? – спросил молодой таксист.
– В новую жизнь, сынок, – ответила Светлана, и впервые за долгое время ее улыбка была настоящей.
Виктор проснулся ближе к полудню с гудящей головой и неприятным привкусом во рту. Потянулся, ожидая услышать привычное шуршание на кухне.
– Света! – хрипло позвал он. – Кофе есть?
Тишина заставила его нахмуриться. Неужели обиделась из-за вчерашних шуток? Эка невидаль! Сейчас выйдет с поджатыми губами, будет молча греметь посудой, но кофе все равно сделает.
– Света! – позвал он громче, с раздражением.
Виктор с кряхтением поднялся и, натянув старый халат, вышел на кухню. Пусто. Чисто. Ни привычного запаха завтрака, ни шума чайника. На столе белел листок бумаги.
– Что за детский сад? – пробормотал он, надевая очки.
Читая записку, Виктор ощущал, как внутри нарастает волна возмущения, сменяющаяся недоумением, а затем – чем-то, похожим на страх.
– Бред какой-то! – он скомкал записку и швырнул в угол. – Устроила цирк на ровном месте!
Он схватил телефон и набрал номер дочери.
– Ало, Маринка? Твоя мать у тебя? Что? Да, пришла. И что она несет такое? Какие унижения? Сорок лет жили нормально, а тут вдруг…
Голос дочери в трубке звучал непривычно холодно:
– Папа, вы не жили нормально. Ты унижал маму постоянно, просто она терпела. И мы все терпели, потому что она просила. А теперь она не хочет, и я ее полностью поддерживаю.
– Да как вы смеете! – Виктор почувствовал, как кровь приливает к лицу. – Я сорок лет семью тянул! А она… она…
– Она тоже тянула, пап. Просто ты этого не замечал. Не звони сейчас, маме нужно время. И тебе, кажется, тоже.
В трубке раздались короткие гудки. Виктор в оцепенении смотрел на телефон. Что происходит? Его собственная дочь говорит с ним так, словно он какой-то тиран!
Да разве он когда-нибудь поднимал руку на Светлану? Разве не обеспечивал ее всем необходимым?
К вечеру Виктор обзвонил всех знакомых. Николай Петрович, с которым они дружили семьями тридцать лет, сказал странную фразу:
– Знаешь, Витя, может, оно и к лучшему. Давно пора было Светлане характер показать.
– Да ты что несешь? – взорвался Виктор. – Какой характер? Что она всем наговорила?
– Ничего не наговорила. Просто мы все видели, как ты с ней обращаешься. Неприятно было смотреть, если честно.
Даже сестра, которая всегда его поддерживала, сейчас произнесла обескураживающее:
– Витя, ты сам виноват. Вспомни, как вчера говорил о ней при всех, словно о служанке неумелой.
– Да это же шутки были! Юмор! – воскликнул он в отчаянии.
– Над чужим унижением смеяться – это не юмор, братец. Это жестокость.
Ночь Виктор провел без сна. Ворочался, вставал, бродил по квартире, которая вдруг стала пугающе пустой и чужой. Утром он обнаружил, что не знает, как включить стиральную машину. Потом не смог найти чистые носки. К обеду попытался разогреть вчерашний суп и пригорел кастрюлю.
– Блин! – выругался он, пытаясь отскрести пригоревшее дно. – Светка всегда это делала…
И тут его осенило – она действительно всегда все делала. Готовила, стирала, гладила, убирала… А он? Что делал он, кроме как командовал и отпускал свои «остроумные» шутки?
Утро десятого дня без Светланы застало Виктора на кухне.
Он пытался разобраться с кофемашиной – роскошным подарком от детей на прошлый Новый год. Раньше он просто требовал: «Светка, сделай кофе!». Теперь, глядя на запутанные кнопки и индикаторы, он чувствовал себя беспомощным.
Телефон звонил каждые полчаса – сестра, коллеги, даже соседка с пятого этажа, которая «просто хотела узнать, как он справляется». Все знали. Все обсуждали. Его, Виктора Николаевича Громова, уважаемого инженера на пенсии, теперь жалели. Или осуждали. Или – и это было хуже всего – поддерживали Светлану.
Пост Марины в соцсетях набрал сотни комментариев. Бывшие коллеги писали, что «всегда чувствовали неладное». Кто-то вспоминал корпоративы, где Виктор отпускал колкости в адрес жены. Старый друг поделился историей, как Светлана рыдала в коридоре после очередной «шутки» мужа.
– Враньё! – бормотал Виктор, листая комментарии. – Всё переврали!
Но червячок сомнения уже точил его изнутри. Неужели он правда был таким? Неужели его шутки задевали Светлану сильнее, чем он думал?
В дверь позвонили.
На пороге стоял внук Денис – долговязый подросток с умными глазами.
– Привет, дед. Мама волнуется, как ты тут. Просила проверить.
Виктор молча пропустил его в квартиру. Там был беспорядок: немытая посуда, разбросанные вещи, пыль на мебели.
– Бабушка, значит, не вернулась? – спросил Денис, хотя и так знал ответ.
– Нет, не вернулась, – в голосе Виктора звучала непривычная горечь. – И правильно сделала, наверное. Зачем ей такой муж.
Денис удивлённо посмотрел на деда. Никогда раньше он не слышал от него таких слов.
– Знаешь, дед, – осторожно начал подросток, – бабушка ведь не просто так ушла. У неё накопилось.
– Что накопилось? – Виктор устало опустился на стул.
– Вчера я сидел с ней, помогал фотоальбомы разбирать. Она показывала снимки, где вы молодые. И знаешь, она не плакала, не злилась. Рассказывала, как вы влюбились, как мечтали вместе. А потом сказала странную вещь: «Любовь иногда выживает даже там, где нет уважения. Но она становится уродливой и болезненной».
Виктор почувствовал, как к горлу подкатывает ком. Перед глазами встал образ молодой Светланы – смешливой, яркой, уверенной. Когда она стала этой тихой, вечно извиняющейся женщиной? И кто её такой сделал?
– А ещё, – продолжал Денис, – бабушка говорит, что никогда не считала тебя плохим человеком. Просто ты привык быть главным и не замечал, что делаешь больно.
В этот момент Виктор понял, что плачет. Слёзы – редкие, горькие – катились по морщинистым щекам.
– Она хочет развода? – глухо спросил он.
– Не знаю, – пожал плечами Денис. – Но она сказала, что готова с тобой поговорить. По-настоящему поговорить, как равная с равным.
Через неделю Светлана пришла в их квартиру.
Не домой – в квартиру. Виктор встретил её с букетом полевых цветов – таких же, какие дарил ей в молодости.
– Проходи, – сказал он тихо. – Чай поставить?
Светлана удивлённо подняла брови:
– Ты научился чай заваривать?
– И не только чай, – невесело усмехнулся Виктор. – Ещё яичницу могу. Правда, сковородка потом отмывается с трудом.
Они сидели на кухне, словно чужие люди. Сорок лет вместе – и вдруг не знаешь, о чём говорить.
– Я много думал, Света, – наконец произнёс Виктор. – И понял, что был… настоящим козлом.
Это прозвучало искренне. Светлана не выдержала и улыбнулась.
– Возвращайся, – тихо сказал он. – Я всё изменю. Даю слово.
– Витя, – она покачала головой, – нельзя изменить привычки сорока лет за две недели. И я не уверена, что хочу возвращаться.
– Тогда позволь мне ухаживать за тобой, – внезапно предложил он. – Как будто мы только познакомились. Как тогда, в молодости. Я приглашаю тебя на свидание, Светлана Андреевна.
Она смотрела на него долгим взглядом. На мужчину, с которым прожила жизнь. Который причинял ей боль. Который, кажется, впервые по-настоящему увидел её.
– Хорошо, Виктор Николаевич, – наконец сказала она. – Одно свидание. А дальше посмотрим.
И в её глазах впервые за долгие годы появился тот самый огонёк – молодой Светланы, которая знала себе цену и не боялась будущего.
