— Мария Павловна, вам звонок, – секретарша протягивает трубку. В её голосе — вот та самая особая интонация, что сразу подсказывает: что-то серьёзное.
Мария с неохотой откладывает документы, берёт телефон. На другом конце — взволнованный голос невестки Оли:
— Мария Павловна, простите, что отвлекаю на работе… Но тут такое дело… Ваша мама…
Сердце мгновенно сжалось. Мама. Восемьдесят два года, живёт одна в той же квартире, где когда-то росла Мария. Упрямая — словно камень, независимая — никого не слушает: ни о каком доме престарелых или сиделке и слышать не хочет.
— Что случилось? — и только голос почему-то звучит спокойнее, чем ей хотелось бы.
— Она упала дома. Соседка услышала, как что-то грохнулось, вызвала скорую. Сейчас в больнице. Врачи говорят — перелом шейки бедра…
Мария зажмуривается. В пятьдесят четыре она прекрасно понимает, что значат эти слова для пожилого человека.
— Я еду, — коротко отвечает она. — Какая больница?
Коридор больницы встречает запахом хлорки и… чего-то болезненного, тяжёлого. Мария спешит по длинному коридору, каблуки звенят по линолеуму. Она ужасно устала за последние полгода: новая должность — главный бухгалтер в крупной компании, стрессы, ответственность за целый отдел… Это всё накопилось комом.
В палате мама выглядит совсем крохотной, хрупкой — ничуть не похожей на ту строгую, сильную женщину, которая когда-то одна тянула Марию после смерти мужа.
— Машенька… — глаза у мамы влажные, голос слабый. — Приехала…
— Конечно, приехала, — Мария садится на край кровати, осторожно берёт тонкую, дрожащую руку. — Как ты себя чувствуешь?
— Плохо, доченька… Врач говорит — нужна операция. А я… я боюсь…
Доктор — молодая женщина, усталость в глазах — отводит Марию в коридор:
— В её возрасте операция опасна, — говорит она. — Но если не сделать… она не встанет. Будет прикована к постели: это пролежни, воспаление лёгких… Максимум — полгода.
— А если операция?
— Если всё пройдёт успешно — шанс на восстановление есть. Полного, конечно, не будет, но с ходунками, возможно, будет двигаться. Но уход понадобится постоянный.
Вечером, дома — Мария сидит на кухне, напротив — муж, Сергей. Он не спрашивает, не советует — просто молчит, видит, что жена думает о чём-то очень важном.
— Серёжа, вот скажи… Может, маму к нам после операции? Как ты на это смотришь?
Сергей откладывает газету, внимательно смотрит на Марию:
— Маша, ты ведь понимаешь, о чём речь? Твоя мама — человек не из простых. А тут ещё болезнь… беспомощность… Она человек с характером.
— Знаю. Но она — моя мама. Больше рядом у неё никого нет.
— А с работой что? Ты только поднялась, столько лет шла к этому…
Мария тяжело вздыхает. Да… Работа. Десять лет пробивалась, доказывала — «женщина может руководить не хуже мужчины». Добилась, наконец: главный бухгалтер, хорошая зарплата, уважение.
— Значит, придётся взять отпуск за свой счёт. Или вообще уволиться.
— Маша, подумай ещё раз. Есть же эти… хорошие частные пансионаты…
— За такие деньги? У нас таких денег нет, Серёжа. А в обычные дома престарелых… — она замолкает, не договаривает. Оба и так всё понимают.
Ночью Мария не спит. Лежит, смотрит в потолок. С одной стороны — мама, посвятившая всю жизнь дочери. После смерти отца могла и свою устроить, а не стала, работала день и ночь — лишь бы Марии дать всё.
С другой стороны — работа, карьера, которой отдала лучшие годы. И мамин тяжёлый характер… Господи, да она всегда была строгой, критичной — а теперь, когда болеет, станет только сложнее.
Утром звонит в больницу. Мама согласилась на операцию.
— Машенька, — тихо говорит она, — если вдруг что… не вини себя. Я хорошо прожила.
— Мама, ну хватит. Всё будет хорошо.
Но и сама едва верит этим словам…
Операция затянулась — четыре часа в ожидании, четыре часа, когда время словно остановилось. Мария сидела прямо в коридоре, сжимала в руках уже пятую по счёту пластиковую чашку невкусного машинного кофе. Рядом молча — Сергей. Просто держит за руку. Больше ничего не надо.
В какой-то момент двери операционной наконец открылись, выходит хирург:
— Операция прошла успешно. Но будьте готовы: восстановление будет долгим, и… потребуется постоянный уход.
Неделя прошла как в тумане. И вот — кабинет директора. Мария сидит напротив, смотрит, как он перебирает бумаги.
— Мария Павловна, я всё понимаю, — говорит он, не поднимая глаз. — Но компания не может ждать вечно. Если вы не выйдете через месяц, мне придётся искать замену.
Мария тихо кивает, еле слышно:
— Я понимаю. Я… напишу заявление об увольнении.
— Подумайте ещё раз. Таких мест у нас в городе немного…
Вечером, дома, она просто говорит Сергею:
— Я уволилась.
— И как тебе?
Мария какое-то время молчит, смотрит в окно — за ним тает снег, тусклый свет фонаря.
— Странно… С одной стороны — обидно. Столько лет, столько сил… А с другой — может, это правильно? Всю жизнь работала, как ненормальная. Может, пришла пора жить по-другому?
— Например?
— Пока не знаю. Может, открою что-то своё. Всегда мечтала о цветочном магазинчике…
Сергей улыбается чуть лукаво:
— Значит, решение принято?
— Принято. Завтра начну готовить мамину комнату.
Маму перевезли через месяц. Она была худая, по-зимнему бледная, двигалась с ходунками — неуверенно, медленно. Но характер… характер остался прежним.
— Мария, зачем ты картошку так чистишь? Половину на выброс!
— Мария, что ты так много стираешь? Вода ж не бесплатная!
— Мария, выключи ты этот дурацкий сериал, поставь новости — хоть что-то узнать можно!
К концу первой недели Мария уже была на грани. Иногда хотелось выйти на балкон и закричать. Сергей, видя всё это, подошёл вечером и тихо спросил:
— Маша, ещё не поздно… всё поменять.
— Нет, — твёрдо ответила она. — Прорвёмся. Мамина ворчливость — это страх. Ей кажется, что она — обуза. Вот и защищается так — через упрёки.
Прошёл месяц. Их жизнь постепенно вошла в ритм. Мария нашла сиделку, пусть и только на полдня — иначе из дома не вырвешься. А ещё… она, правда, открыла маленький цветочный магазин. Малыш, крохотный, прямо в доме, в цокольном этаже.
— Мама, посмотри! — она с гордостью показывает на телефоне фото букетов, собранных своими руками. — Как тебе?
Мама разглядывает фото долго и вдруг говорит совсем неожиданно:
— Красиво… А я ведь тоже в молодости цветы любила. Хотела в оранжерее работать…
— Да ладно? Ты мне и не рассказывала…
— А что толку… Жизнь сложилась иначе. Надо было тебя поднимать.
Позже, ближе к ночи, мама вдруг просит:
— Машенька, дай мне те гладиолусы из вазы. Хочу посмотреть поближе…
И тут до Марии доходит — мама ведь не сварливая, не вредная. Просто она страшно одинока. Всю жизнь — для других. Для мужа, потом для дочери. А для себя… ничего.
Проходит год. Мама крепнет, и вот уже помогает в магазине — сидит за прилавком, если Марии нужно отлучиться. Покупатели её любят: она про каждый цветок знает истории, секреты ухода и как сочетается с чем.
— Мама, помнишь, как ты год назад говорила, что не хочешь быть обузой?
— Помню, — мама улыбается чуть стеснённо.
— А теперь ты — мой главный помощник. Без тебя магазин бы не вытянула!
Мама тихонько берёт Марию за руку:
— Машенька… Спасибо. За то, что не оставила. За то, что дала опять почувствовать себя нужной…
— Мама, а спасибо тебе. За то, что помогла понять: карьера — это не всё. Главное — семья.
Вечер. На кухне приглушённый свет, Мария наливает чай себе и Сергею. Из соседней комнаты доносится тихое, умиротворённое мамино сопение — как будто даже сны теперь спокойнее.
— Жалеешь? — неожиданно спрашивает муж.
— О чём?
— Ну… что работу бросила, карьеру.
Мария задумывается, вздыхает глубоко и лишь потом негромко отвечает:
— Нет. Не жалею. Знаешь, я вдруг поняла — в жизни ведь всегда гоняешься за чем-то внешним: должности, зарплата, престиж… А счастье — оно здесь. Когда можешь быть рядом с близкими, когда кто-то нуждается в тебе, и ты можешь помочь.
— И что теперь? Какие планы?
— А дальше… Просто живём. Мама крепнет, магазин постепенно набирает обороты… Кто знает, может, ещё помещение возьмём. Будет у нас целая цветочная империя!
— А бабушка станет главным консультантом по уходу за фикусами?
Мария смеётся, впервые за долгое время искренне, легко:
— Обязательно! У неё настоящий талант. Только скрывала всё это время — вот хитрюга.
Поздно ночью, когда же все уже уснули, Мария подходит к окну. За стеклом тихо сыплет снег, укутывает город мягким пледом. И вдруг она улыбается: кто бы мог подумать, что всего год назад ей казалось — жизнь сломалась? А теперь… Теперь всё только начинается.
Порой самые трудные решения — те, которые даются сердцем, а не разумом, — и оказываются самыми верными. Приносят то счастье, которое на самом деле важно. Настоящее — не по плану, а по душе.
Завтра снова будет утро: Мария рано встанет, приготовит маме завтрак, пойдёт в свой магазин, будет мастерить букеты. И будет счастлива. По настоящему счастлива. Просто потому что живёт так, как мечтала…
