Кате страшно. Она не знает, как сказать маме. Несколько раз уже пыталась начать разговор, но так и не подобрала нужных слов.
-Ужин готов. Иди есть.
Мама проходит мимо комнаты с телефоном, даже не смотрит на Катю. Вечно она в своём телефоне: как открыла для себя тиндер, так только про это и думает. Кто её лайкнул, кто на свидание позвал… До Кати ей дела нет.
-Оглохла, что ли? Есть иди.
-Мам… Мне нужно тебе что-то сказать.
Катя обдирает ноготь до мяса, морщится от боли.
-Ну? Снова телефон разбила?
Подходящих слов у Кати до сих пор нет. И она протягивает тест. Мама сначала не понимает, потом лицо искажается.
-Это что? Чьё?
-Моё…
Слёзы катятся сами, Катя не собиралась плакать.
-Ты это сейчас серьёзно? Если это ваш пранк…
-Мама, я беременна! – кричит Катя. – Я давно хотела тебе сказать, но…
Лицо у мамы застывает, становится белым.
-Давно? И какой срок?
-Три месяца, – шепчет Катя.
На самом деле почти четыре.
Пощёчина сбивает Катю с ног.
-Дрянь! – кричит мать. – Как ты могла!
Она ещё кричит, Катя никогда не слышала от мамы подобных слов.
-И кто счастливый отец?
Мать произносит это таким издевательским тоном, что отвечать Кате не хочется. Но она выдавливает из себя:
-Денис.
Обе они знают, что месяц назад, сразу после выпускного, Денис с семьёй уехал в Москву. Конечно, он знал про беременность, Катя ему первому сказала. Он испугался, умолял ничего не говорить родителям:
-Папа не простит этого маме, – говорил он. – Ты знаешь, какой мой папа.
Катя знала: Денис и сам часто ходил с синяками, не говоря уже про его мать. И она промолчала. Дождалась выпускного, потом собиралась с духом, чтобы признаться маме. Или просто ждала нужного срока, чтобы её не заставили…
-И что ты собираешься делать, позволь спросить?
-Я буду рожать.
Ещё одна пощёчина. И такие слова, что у Кати пылают щёки.
-Вон пошла! – кричит мать. – Убирайся отсюда!
Она хватает Катин рюкзак, начинает швырять в него вещи со стола и из шкафа.
-Вот твои вещички! А теперь – на выход!
Она выталкивает Катю в коридор, швыряет рюкзак ей вслед. Хлопает дверью в свою комнату так, что что-то падает. Катя с трудом натягивает кроссовки на босую ногу, берёт рюкзак и спускается по лестнице. Идёт, сама не зная куда, пока не начинается дождь. Она находит навес на детской площадке, садится на скамейку, закрывает глаза. Кажется, просто закрывает, но внезапно вздрагивает и понимает, что проснулась. Сколько она спала? Пять минут? Полчаса?
-В такую погоду даже собаки на улице не сидят.
От этого чужого голоса Катя съёживается. Перед ней стоит мужчина – взрослый, старше мамы: виски седые, кожа в морщинах. На нём спортивный костюм и кроссовки.
-А я на пробежку пошёл. Чёрт бы побрал этот дождь.
Катя молчит, не знает, что сказать. Она хочет подвинуть к себе свой рюкзак, но понимает, что рюкзака нет. Изнутри поднимается паника: там телефон, деньги, документы… Всё.
Видимо, мужчина догадывается, что что-то не так. Он садится напротив и говорит:
-Меня Виктор Николаевич зовут. Я вон в том доме живу. А тебя?
-Катя…
-Приятно познакомится, Катя. Тебе лет сколько?
-Восемнадцать, – врёт она.
-Восемнадцать… – протягивает Виктор Николаевич. – Ясненько. И что ты здесь сидишь? С родителями поругалась?
-Что-то типа того.
-Ясно… Помощь нужна?
Катя качает головой. Виктор Николаевич вздыхает, поднимается.
-Ладно. Не буду мешать.
Оставшись одна, Катя начинает плакать. Возвращаться домой страшно, особенно без рюкзака: мама всегда говорила, чтобы она смотрела в оба, а Катя…
Когда начинает смеркаться, Виктор Николаевич снова подходит к Кате. На этот раз на нём длинный плащ и зонтик в руках. Катя инстинктивно кладёт руку на живот, словно хочет защитить малыша от опасности.
-И долго ты собираешься здесь сидеть?
Катя не отвечает.
-Холодно же. Ему это вредно.
Виктор Николаевич смотрит на живот. Катя не понимает, как он догадался – живот небольшой, из-под толстовки не видно.
-Вот что, – говорит он. – Идём со мной. Да не бойся, ничего я тебе не сделаю. Мне 62 года, ты мне во внучки годишься. Пошли, нечего здесь сидеть. Я врач, работал в поликлинике, знаю, что говорю.
-Работал? – переспрашивает Катя.
-Уволился по причинам здоровья, – объясняет он. – Пошли.
Там, в уютном тепле, Катя плачет и рассказывает ему всё как есть. Виктор Николаевич спрашивает:
-Давай позвоним маме?
Ката всхлипывает.
-У меня телефон украли. А номер я её не помню.
-Давай я тебя провожу до дома?
-Я не вернусь туда.
-Ладно… Можешь у меня пожить. Комната есть свободная.
Он показывает Кате комнату. Там персиковые обои в цветочек, большое зеркало, кровать с балдахином.
-Это чьё? – удивляется она.
-Дочки моей.
-А она не будет против?
-Теперь уже нет…
Катя не понимает, что значат эти слова, но не уточняет. Она крепко засыпает и почти не видит снов.
Виктор Николаевич оказывается болтливым. Чувствуется, что ему не хватает общения. Каждый день он ходит на пробежку, хотя на самом деле не бегает – просто идёт быстрым шагом. Он и Катю приучает к этому, говорит, что так полезно для ребёнка. Про дочь он никогда не упоминает, но рассказывает много смешных и грустных историй из прошлого. Живёт он бедно, и Кате стыдно, что она его объедает – Виктор Николаевич получает пенсию по инвалидности и подрабатывает сторожем. Плащ, в котором она его увидела в первый день, весь потёртый, а кроссовки столько раз переклеены, что, кажется, вот-вот развалятся. Однажды, когда он на смене, Катя идёт в местную булочную: она заметила, что на двери висит объявление: «требуется уборщица».
За прилавком приятная женщина средних лет: улыбчивая, с карими глазами, которые смотрят прямо и весело.
-Доброе утро, милая! Что будешь? Булочки только допекаются, минут через десять будут.
Катя нервно переминается с ноги на ногу. Говорит тихо, но чётко: репетировала всю дорогу:
-Мне бы работу. Я могу мыть посуду, полы, что угодно…
-Опыт есть?
-Нет. Но я быстро учусь, – отвечает Катя.
-Лет тебе сколько?
-Восемнадцать.
-Документы есть?
Катя опускает глаза.
-А это обязательно?
Женщина смотрит на неё в упор. Вздыхает.
-Бледная какая. Погоди.
Она выходит, возвращается с кружкой, от которой пахнет молоком и шоколадом.
-Вот. Выпей. Всегда ношу с собой в термосе какао. Куда лучше кофе, да?
Руки у Кати дрожат, когда она берёт кружку.
-Звать тебя как?
-Катя.
-Меня Галина. Проблемы с законом есть?
-Нету. Мне просто деньги нужны.
-Из дома выгнали?
Катя удивляется такой прозорливости женщины.
-Да, – шепчет она.
-И какой срок?
Живот всё ещё не виден, но Катина рука всё время на него ложится.
-Четыре месяца.
-Ого. Ладно. Чувствуешь себя хорошо?
-Нормально.
-У врача была?
-Да.
Она врёт, но боится, что иначе её не возьмут. Виктор Николаевич обещал отвести её к знакомой, но пока та находилась в отпуске.
-Ладно. Уборщица мне нужна. Платить могу 500 рублей за смену, если на полный день. Можно наполовину. И еду забирай, что не продалось. Пойдёт?
Катя кивает, благодарит Галину:
-Спасибо вам огромное!
-Да ладно. Пошли, покажу, где у нас что. И запомни: если живот заболит – сразу говори. Не геройствуй.
-Хорошо!
Виктор Николаевич чуть не плачет, когда Катя рассказывает ему новости.
-Какая ты умница, девочка! Всем бы такими быть. Но это необязательно, пенсии моей пока нам хватит. Мать не хочешь навестить?
Катя опускает глаза. По маме она сильно скучает, но боится, что та её не простит.
Через две недели работы у Галины Катя выходит из пекарни с пакетом булочек. Снова идёт дождь, как и в тот день, когда она ушла из дома.
-Катя?
Она вздрагивает. Перед ней стоит мама. Бледная, с красными глазами.
-Мама…
Ощупывая Катю взглядом, мама упирается в живот, который, наконец, виден.
-Ты… жива.
-Как ты меня нашла? – удивляется Катя.
-Я искала тебя везде. В полицию ходила, объявления расклеивала. Мне Галина позвонила.
-Галина?
-Ну да. Она увидела объявление и узнала тебя.
Катя злится: это предательство, Галина не имела права так делать! Но в этот момент мама приживает Катю к себе и шепчет:
-Прости меня… Я так виновата.
Катя цепляется за мать, дрожит.
-Мама… Я так испугалась… – признаётся Катя.
-Идём домой.
-Я не могу. Виктор Николаевич меня потеряет.
Мама хмурится.
-Это кто такой?
Катя сбивчиво рассказывает. Мама говорит:
-Пошли, покажешь мне его.
В квартире Виктора Николаевича мама вдруг начинает кричать, оскорблять его. Она думает, что тот как-то использовал Катю. Кате стыдно, она пытается всё объяснить. Виктор Николаевич не злится. Он вдруг обнимает маму Кати, гладит её по спине и говорит:
-Всё уже прошло, моя хорошая, всё прошло. Не плачь, ты ни в чём не виновата…
И мама Кати действительно плачет. Всхлипывает как ребёнок. И Виктор Николаевич тоже плачет. Катя читает по губам слово, которое он не произносит вслух: дочка. Она так и не знает, что случилось с дочерью Виктора Николаевича. Но зато знает другое: теперь он не будет один. Катя будет ему дочкой или внучкой, как угодно. И ещё кого-нибудь родит.
Мама успокаивается и вдруг говорит:
-Я коляску купила. Бежевую. Чтобы и мальчику, и девочке подошла.
И все вместе они смеются. Вроде ничего смешного мама не сказала, но из Кати льётся искристый смех. Слёзы на щеках почти высохли…
