Звонок раздался в субботу утром. Наталья возилась с документами — школьная отчётность никого не ждёт, даже по выходным.
— Наташка? Это мама.
Голос не слышала три года. Может, четыре. А может, и больше.
— Слушаю, — сказала Наталья, не отрываясь от бумаг.
— Как дела? Работаешь всё там же?
— Да.
— А замуж так и не вышла?
— Нет.
Пауза. Мать, видимо, не знала, что ещё спросить у дочери, которую бросила тридцать лет назад.
— Слушай, нам надо поговорить, — наконец сказала она. — У нас тут… ситуация сложилась.
Наталье было двенадцать, когда мать собрала чемодан.
— Я уезжаю в Казахстан, — сообщила она, складывая в сумку косметику. — Володя меня зовёт.
Владимир — очередной мужчина. Таких за детство Натальи было множество. Приходили, жили неделю-две, исчезали. Владимир продержался дольше — месяца три.
— А я? — спросила Наташа.
— Ты с бабушкой останешься. Что тебе, плохо здесь? Дача, огород, речка рядом.
Мать — Галина — была красивой. В семнадцать родила Наталью от случайного студента, которого даже по имени толком не помнила.
— Сергей был. Или Стас. В общем, на «С», — рассказывала она дочери, когда та спрашивала про отца.
Документы на Наталью делали на бабушку — материную мать. Галина часто исчезала. То на заработки, то к очередному мужчине, то просто «погулять молодость».
— Мне двадцать девять! — кричала она, когда бабушка упрекала. — Я ещё молодая! Не собираюсь в деревне гнить!
Бабушка — Екатерина Степановна — молчала. Тянула хозяйство, растила внучку, работала в местной библиотеке.
Дачу построил дед — бабушкин муж. Своими руками, из добротного дерева. С печкой, с верандой, с большими светлыми комнатами. Умер, когда Наталье было пять лет.
— Хорошо, что дедушка этого не увидел, — вздыхала бабушка, когда Галина в очередной раз укладывала чемодан.
— Чего не увидел?
— Как дочь детей бросает.
В Казахстан Галина уехала с тремя сумками и обещанием «скоро вернуться».
Не вернулась.
Первый год звонила изредка. Рассказывала, что вышла замуж за Владимира, что он хороший, что работает строителем, что у них всё налаживается.
— А когда домой? — спрашивала бабушка.
— Да какой это дом… — отмахивалась Галина. — Здесь жизнь другая. Возможности.
Второй год звонила реже. На Новый год, на день рождения Натальи. Коротко, формально.
Третий год не звонила вообще.
— Наверное, забыла, — сказала тогда Наташа бабушке.
— Не забыла. Просто удобно забыть.
Бабушка никогда не говорила плохо о Галине при Наталье. Но иногда, поздним вечером, когда думала, что внучка спит, садилась на веранде и тихо плакала.
Наталья слышала. И понимала всё без слов.
В школе учителя спрашивали:
— А где мама?
— Работает далеко, — отвечала Наталья.
— А папа?
— Нет папы.
Одноклассники дразнили «подкидышем». Наталья дралась, получала замечания, приходила домой с разбитыми коленками.
— Не обращай внимания, — говорила бабушка, обрабатывая раны зелёнкой. — Люди злые, когда сами несчастные.
— А мы счастливые?
— Мы — вместе. Мы есть друг у друга — это уже много.
Когда Наталье исполнилось шестнадцать, пришло письмо из Казахстана. Галина сообщала, что у неё родился сын — Максим. Что Владимир оказался хорошим мужем и отцом. Что живут они в городе, что у Владимира есть дом и машина.
— Может, приедешь к нам? — писала мать. — После школы. Тут можно учиться, работать.
Наталья на письмо не ответила.
— Почему? — спрашивала бабушка.
— А зачем? Она же сама выбрала.
— Но ведь мать…
— Мать та, кто растит. А не та, кто родила и сбежала.
Бабушка промолчала. Но Наталья видела: та согласна.
В восемнадцать лет Наталья поступила в педагогический институт в Рязани. Жила в общежитии, на выходные ездила к бабушке. Учёба давалась легко — математика, экономика, немного педагогики.
— Будешь учителем? — спрашивала бабушка.
— Буду работать в школе. Не учителем — бухгалтером. Цифры не врут, люди — врут.
После института Наталья устроилась в школу недалеко. Жила с бабушкой, ездила на работу на автобусе. Зарплата маленькая, но хватало — огород кормил, дом тёплый, расходы небольшие.
Галина звонила редко. Сообщила о рождении второго сына — Артёма. Потом — что Владимир получил повышение. Потом — что купили большую квартиру.
— А ты? Замуж не собираешься? — спрашивала она во время редких разговоров.
— Не собираюсь.
— Почему? Время идёт.
— Мне хорошо одной.
— Но детей же хочешь?
— Нет.
Это была правда. Наталья не хотела детей. Боялась повторить материнскую судьбу — родить и бросить. Лучше не рисковать.
Когда Наталье было двадцать четыре, бабушка заболела. Рак. Последняя стадия.
— Надо маме сообщить, — сказала бабушка слабым голосом.
Наталья позвонила в Казахстан.
— Мама, бабушка уходит.
— Что? Как уходит?
— Рак. Врачи говорят — недели, может, дни.
Долгая пауза.
— Я не могу приехать, — сказала наконец Галина. — У меня тут маленькие дети, Владимир работает, денег на дорогу нет.
— Понятно.
— Ты держись. Если что — звони.
Бабушка умерла через неделю. Наталья хоронила её одна — с соседями, бывшими коллегами по библиотеке.
Галина приехала через месяц. На поминки.
— Почему не сообщила, что так плохо? — кричала она, стоя у могилы. — Я бы приехала!
— Сообщала. Ты сказала, что денег нет.
— Ну… нашла бы! Заняла бы где-то!
— Но не нашла. И не заняла.
Галина прожила с ней три дня. Разбирала вещи, плакала, обвиняла Наталью в черствости.
— Ты вообще чувства какие-то испытываешь? — спрашивала она. — Бабушка умерла, а ты как каменная!
— Испытываю. Только не при тебе.
— Что это значит?
— Это значит, что ты приехала поплакать для галочки. А горевать я буду сама.
Перед отъездом Галина спросила:
— А домом что будешь делать?
— Жить буду.
— Одна? В деревне?
— Одна. В деревне.
— Но ведь скучно же…
— Мне не скучно.
Галина оформила на себя половину дачи. «Для порядка», объяснила она. «Вдруг что случится — документы должны быть правильные».
Наталья не возражала. Не видела подвоха.
Ошиблась.
Следующие двадцать лет Галина звонила всего несколько раз. Сообщила, что развелась с Владимиром. Потом — что вышла замуж за Анатолия. Потом — что Анатолий усыновил её сыновей.
Максим и Артём — Наталины сводные братья — иногда звонили сами. Особенно в подростковом возрасте.
— Тётя Наташ, а почему мама не рассказывает про тебя?
— Потому что мы давно не общаемся.
— А почему?
— Так получилось.
— А бабушку помнишь? Маму твоей мамы?
— Помню.
— Расскажи про неё.
Наталья рассказывала. О том, как бабушка пекла пироги с капустой. Как читала вслух «Войну и мир». Как учила различать грибы в лесу. Как по вечерам рассказывала сказки.
— А мама наша что делала?
— Мама ваша была занята собой.
— А сейчас?
— Сейчас тоже.
Мальчики вырастали. Максим поступил в институт, Артём — в техникум. Звонили всё реже.
Наталья работала в школе, вела размеренную жизнь. Растила сад, читала книги, путешествовала по России — недорого, автобусными турами.
Мужчины в её жизни появлялись, но не задерживались. Кто-то пугался её самостоятельности, кто-то — нежелания рожать детей, кто-то просто не подходил по характеру.
— Не расстраивайся, — говорила Наталья сама себе. — Одной спокойнее.
И правда было спокойнее. Никто не орал, не требовал, не обманывал. Работа, дом, книги, сад — этого хватало для счастья.
До того самого звонка.
— У нас тут ситуация, — повторила Галина в трубку. — Мы решили уехать из Казахстана.
— Куда? — равнодушно спросила Наталья.
— В Европу. Анатолий говорит, там лучше. Работа, медицина, образование для внуков.
— Понятно.
— Но денег нужно много. Очень много. Документы оформить, жильё снять, первое время продержаться…
Наталья начала понимать, к чему клонит разговор.
— И что?
— А то, что нам придётся продавать всё, что есть. Квартиру, машину… Но этого мало. Нужно ещё.
— Ещё что?
— Дом. Бабушкин.
Тишина.
— Ты же там не живёшь постоянно, — продолжала Галина. — Работаешь в школе, наверное, квартиру снимаешь…
— Нет, я живу.
— Но ведь неудобно же! Зимой холодно, дорого отапливать…
— Удобно. И не холодно.
— Наташ, ну пойми! — голос Галины становился требовательным. — У меня семья большая! Два сына, невестки, трое внуков! Мы не можем здесь оставаться — обстановка нестабильная!
— А мне какое дело до вашей семьи?
— Как — какое?! Я же твоя мать!
— Ты моя мать была до двенадцати лет. Потом ты стала чужим человеком.
— Не говори глупости! Кровь — не вода!
— Кровь — это когда рядом в трудную минуту. А не когда через тридцать лет звонишь за деньгами.
Галина помолчала, потом заговорила другим тоном — мягким, просящим:
— Наташенька, ну что тебе стоит? Дача же не нужна тебе на самом деле. Продадим, разделим поровну. Тебе — половина, мне — половина. Ты на эти деньги может квартирку какую-то купишь…
— Не нужна мне квартира.
— Но деньги же не лишние!
— Лишние. Мне хватает того, что есть.
— Наташ, — голос Галины стал жёстким. — Мне же половина дачи официально принадлежит. Могу через суд потребовать продажи.
— Попробуй. Посмотрим, что суд скажет про мать, которая тридцать лет дочь не видела.
— Это не аргумент для суда!
— Аргумент. Особенно когда я предоставлю справки о том, кто дачу содержал, ремонтировал, налоги платил.
Пауза.
— Наташ, ну что ты делаешь? — заныла Галина. — Мы же родные люди! Неужели не поможешь?
— Помогла бы. Если бы ты помогла мне тогда, когда было нужно.
— Когда?
— Когда мне было двенадцать и я плакала по ночам. Когда мне было шестнадцать и одноклассники дразнили сиротой. Когда мне было тяжело потерять единственного близкого человека и я хоронила бабушку одна.
— Но ведь у меня своя жизнь была!
— Вот именно. Своя. А теперь у меня — своя.
— Значит, не поможешь?
— Не помогу.
Галина повесила трубку.
Наталья сидела с телефоном в руках ещё минут десять. Потом встала, подошла к окну. За стеклом — тот самый сад, который сажала бабушка. Яблони, которые помнят дедушку. Веранда, где они с бабушкой читали книги вслух.
Дача жила. Дышала. Помнила.
А Галина хотела это продать за билеты в новую жизнь для себя и НОВОЙ семьи.
Вечером Галина перезвонила. Голос — злой, обиженный.
— Я с Анатолием посоветовалась. Он говорит, ты просто жадная. И эгоистичная.
— Пусть твой Анатолий продаёт своё добро. А моё не трогает.
— Наташ, ну неужели ты не понимаешь? — голос стал умоляющим. — Мы же в отчаянии! Здесь оставаться нельзя, а уехать не на что!
— Понимаю. Но это ваши проблемы, а не мои.
— Как не твои проблемы?! Я же мать!
— Мать — это тот, кто растит ребёнка. А не тот, кто его бросает.
— Я не бросала! Я искала лучшую жизнь!
— Для себя. Не для меня.
— Для всех! Думала, заработаю денег, стану на ноги — верну тебя!
— Тридцать лет думала?
Пауза.
— Наташ, давай без упрёков, — сказала Галина устало. — Что было, то было. Сейчас важно другое.
— Сейчас важно то же самое. Ты опять думаешь только о себе.
— Не о себе! О семье!
— О своей НОВОЙ семье. Я в неё не входила тридцать лет — не вхожу и сейчас.
— Входишь! Ты моя дочь!
— Я дочь бабушки Кати. А ты — чужая тётка, которая звонит за деньгами.
— Наташа! — взорвалась Галина. — Ты просто мстишь! Как маленькая!
— Не мщу. Защищаю то, что мне дорого.
— Дорого?! Старый дом в деревне?!
— Дом, где меня любили. В отличие от тебя.
— Я тебя люблю!
— Нет. Ты любишь деньги, которые можно получить за мой дом.
— За наш дом! Наташ… — голос Галины стал тихим, почти шёпотом. — Неужели ты так меня ненавидишь?
— Я тебя не ненавижу. Я к тебе ничего не чувствую.
— Как — ничего?
— Никак. Ты для меня — пустое место. Как для тебя я была пустым местом тридцать лет.
Долгая пауза. Потом Галина спросила:
— И что мне теперь делать?
— Что хочешь. Это твоя жизнь, твой выбор. Как всегда.
— А если мы не сможем уехать?
— Не мои проблемы.
— Наташ, но ведь мы можем наладить отношения! Я приеду, мы поговорим…
— Не надо приезжать. Говорить не о чем.
— Но ведь я мать! У меня есть права!
— Права есть у тех, кто выполняет обязанности. А ты свои обязанности бросила в 1994 году.
— Это не навсегда было!
— Оказалось — навсегда.
Галина заплакала в трубку:
— Наташенька, ну как ты можешь? Я же старая, больная… Внуки маленькие…
— А я когда маленькая была — тебе не мешало меня бросить.
— Но то совсем другое!
— Точно такое же. Тебе тогда была важнее новая жизнь с новым мужчиной. Сейчас — новая жизнь с Анатолием. Я так и осталась лишней.
— Не лишняя!
— Лишняя. Если бы не лишняя — поехала бы со мной в Казахстан в двенадцать лет.
— Там условий не было!
— Условий для меня не было. Для тебя — были.
— Наташ, прошу тебя… Неужели нельзя забыть старое?
— Можно. Но нельзя делать вид, что мы родные люди. Мы — чужие.
— Как чужие?!
— Очень просто. Я тебя не знаю. Ты меня не знаешь. У нас разные жизни, разные ценности, разные проблемы.
— Но кровь же одна!
— Кровь — это не повод для обязательств. Обязательства создаются годами совместной жизни. У нас таких лет не было.
Галина помолчала, потом сказала совсем другим голосом — холодным:
— Ладно. Значит, решила. Но запомни: когда тебе будет плохо, ты тоже не рассчитывай на помощь.
— Не рассчитываю. Как не рассчитывала тридцать лет.
— И когда умру — не приезжай на похороны.
— Не приеду. Как ты не приехала на похороны бабушки.
— Ты жестокая.
— Я честная. В отличие от тебя.
— В чём это я нечестная?!
— В том, что прикрываешься матерью, когда нужны деньги. А когда деньги не нужны — дочери у тебя нет.
— Неправда!
— Правда. Последний раз ты мне звонила четыре года назад. И то — потому что Артём попросил узнать, жива ли я.
— Я… я была занята…
— Тридцать лет занята? Понятно.
Пауза. Потом Галина сказала, уже не скрывая злости:
— Ну и оставайся в своей дыре! Одинокая, никому не нужная!
— Останусь. В доме, где меня любили.
— Ты пожалеешь!
— Не пожалею. Жалею только о том, что поверила тебе тогда, когда ты оформляла документы.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что доверила тебе половину. Нужно было оставить всё себе.
— Но ведь я мать!
— Нет. Ты биологический материал. Мать была одна — бабушка Катя.
Галина бросила трубку.
Наталья села на веранде с чашкой чая. Руки слегка дрожали — от волнения, от давно подавленной обиды, от облегчения.
Впервые за тридцать лет она сказала Галине всё, что думает. Без дипломатии, без попыток сохранить хорошие отношения.
Потому что хороших отношений не было. И не могло быть.
Телефон зазвонил снова. Наталья глянула на экран — незнакомый номер.
— Алло?
— Тётя Наташ? Это Максим.
Старший сын Галины. Наталья не слышала его голос лет пять.
— Привет, Максим.
— Тёть, мама рассказала про разговор. Она, конечно, неправа…
— Знаешь об этом?
— Ну… да. Мы все знаем, как она тебя в детстве… оставила. Это неправильно было.
— Неправильно.
— Но сейчас ведь другая ситуация! Мы правда в тяжёлом положении. Здесь оставаться нельзя, а уехать…
— Максим, — перебила Наталья. — Ты хороший мальчик. Но это не мои проблемы.
— Как не твои? Мы же семья!
— Нет. Вы — семья Галины. Я — отдельно.
— Но ведь можно помочь! Ты же не бедная!
— Можно. Но не хочу.
— Почему?
— Потому что когда мне нужна была помощь — её не было. А сейчас вы вспомнили обо мне только из-за денег.
— Тёть, ну это же в прошлом!
— Прошлое не исчезает. Оно определяет настоящее.
— Но мы же ни в чём не виноваты! Мы тогда маленькие были!
— Не виноваты. Но и я не виновата в ваших проблемах.
— Тётя Наташ… — голос Максима стал умоляющим. — Ну неужели никак нельзя?
— Никак. Извини.
— А если мама приедет? Поговорит лично?
— Не надо. Разговор закончен.
— Тёть…
— Максим, передай маме: дачу не продам. Никогда. Ни за какие деньги. И пусть больше не звонит.
Наталья отключила телефон.
Через неделю позвонил Артём — младший сын.
— Тётя Наташ, мама плачет каждый день…
— Пусть плачет. В детстве я тоже плакала. Ей было всё равно.
— Но ведь сейчас другое время!
— Сейчас то же самое. Галине нужно что-то от меня — и она вспомнила о моём существовании.
— Тёть, ну мы же не просто так просим! Мы действительно хотим наладить отношения!
— Тридцать лет не хотели. Поздно.
— Никогда не поздно!
— Поздно. Некоторые поезда уходят навсегда.
— Но ведь мы родственники!
— Нет. Родственники — это когда знают друг друга. Радуются встречам. Помогают в трудностях. У нас ничего этого не было.
— Может быть!
— Не может. Я не хочу.
— Почему?
— Потому что не верю. Галина уже обманывала — когда обещала вернуться. Обманет и сейчас.
— Не обманет!
— Обманет. Как только получит деньги — снова исчезнет. Как тридцать лет назад. И ты пропадешь, и брат твой пропадет
Артём помолчал, потом сказал:
— А если мы вам письменные гарантии дадим? Что будем общаться, поддерживать связь?
— Не нужны мне ваши гарантии. И связь не нужна.
— Тётя Наташ…
— Артём, прекрати. Решение принято.
— Окончательно?
— Окончательно.
Месяц прошёл тихо. Галина не звонила, сыновья — тоже.
Наталья работала, ухаживала за садом, читала. Жизнь вошла в привычную колею.
А потом случилось то, чего она не ожидала.
На пороге стояла Галина.
Постаревшая, усталая, но всё ещё красивая. С большой сумкой и решительным выражением лица.
— Привет, — сказала она. — Я приехала поговорить.
— Я сказала — не приезжай.
— А я приехала. Пустишь или так поговорим?
Наталья молча отошла от двери.
Галина вошла, огляделась. Дом изменился — стал уютнее, светлее. Везде книги, живые цветы, семейные фотографии.
— Хорошо тут у тебя, — сказала она. — Бабушка бы радовалась.
— Не трогай бабушку.
— Я не трогаю. Просто говорю.
Галина села в бабушкино кресло. Наталья остановилась у окна.
— Наташ, я приехала решать вопрос окончательно. Мы в отчаянном положении.
— Ваши проблемы.
— Я признаю — поступила неправильно. Но думала, что в Казахстане будет лучше!
— Для тебя лучше было. Для меня — хуже.
— Время так быстро прошло… Дети, работа…
— У тебя дети были. У меня была я одна.
— Наташ, что толку ворошить прошлое?
— Можно выводы делать. Что ты умеешь бросать людей и возвращаться, когда что-то нужно.
— Не прошу — требую! У меня есть права на дачу!
— Отдай дачу, нам с твоим новым папой срочно нужны деньги!
— Не собираюсь. Продавайте, что вместе нажили, моё не тронь.
Тишина.
— Окончательное «нет»?
— Окончательное.
— Ты бессердечная.
— Я защищаю то, что мне дорого.
Галина схватила сумку:
— Ты мне не дочь.
— Наконец-то поняла.
— Тогда мы чужие люди.
— Мы всегда были чужими.
— Хорошо, что бабушка умерла! Не увидела, какой ты стала!
— Бабушка гордилась бы мной. Я научилась говорить «нет» тем, кто меня использует.
Галина хлопнула дверью.
Наталья села на веранде с чаем. В саду цвели бабушкины яблони.
Телефон зазвонил — Максим. Наталья отключила и заблокировала все номера из Казахстана.
Разговор закончен навсегда.
А дача осталась. С воспоминаниями о тех, кто никогда не предавал.
Это было дороже любых денег.
