— Ты вообще нормальный?! — голос Елены звенел, как натянутый провод ЛЭП на морозе. — Ты сейчас мне серьёзно говоришь, что ОФОРМИШЬ квартиру на СВЕКРОВЬ?!
Дима виновато ковырял кружку с чаем. Он сидел за столом с видом побитого пса, опустив плечи и избегая взгляда жены.
— Лен, ну… ты не кипятись. Мамка просто сказала, что так надёжнее, мало ли чего…
— Мало ли чего? — она даже рассмеялась от абсурдности. — Слушай, ты женат. Уже как три года, между прочим. Мы вместе копили, я продала свою двушку после бабушки, ты в ипотеку влез, и теперь мы «мало ли» оставим всё твоей маме? В случае развода я кто — добрый мимо проходил?
— Не начинай, — буркнул он, вставая из-за стола. — Ты же знаешь, мама просто переживает…
— Мама просто переживает? — передразнила она, встав, положив руки на бёдра. — Мама, между прочим, живёт ОДНА в трёхкомнатной на Чистопрудном, где ты до тридцати лежал на диване в трусах и играл в танки. А теперь она ещё и на нашу крышу над головой зуб точит?
В этот момент в дверь зазвонили. О, какой тонкий драматург написал эту сцену! Как по таймеру.
— Я открою, — буркнул Дима и направился в прихожую.
Елена сложила руки на груди и зажмурилась. Она уже знала, кто это. Слишком уж знакомый перфоманс.
И точно — через секунду по квартире разнёсся звонкий голос с лёгким прокуренным оттенком и наигранным удивлением:
— Ой, Лена, ты что такая бледная? Опять на работу бегала? Всё вкалываешь и вкалываешь… Прям как таджик в метро, ей-богу.
— Добрый вечер, Раиса Васильевна, — сказала она сквозь зубы. — Мы обсуждали важное.
— Важное, важное… — махнула рукой свекровь, проходя вглубь квартиры, как у себя дома. — У меня, между прочим, новости. Очень хорошие! Димочка, сынок, вот, я у нотариуса была… Составила примерчик договора, чтобы вы не бегали туда-сюда. Ты просто посмотри. Чисто черновичок. На всякий случай.
И она, как фокусник на детском утреннике, вытащила из сумочки аккуратную папку с документами. Протянула её сыну, но смотрела, конечно, на Елену. С прищуром. С лёгкой улыбкой. Удовольствие у дамы было в глазах. Это уже был не просто черновик, это была проверка.
— Дима, ты серьёзно? — спросила Елена, когда увидела, что тот берёт документы в руки.
Он был как марионетка. Ей хотелось треснуть его по затылку — чтобы хоть искры из глаз, может, мозги заработают.
— Ну, давай гляну, что она там написала… — пробормотал он, как школьник, застуканный за курением.
Раиса Васильевна прошлась к окну и с деланной невинностью пробормотала:
— Я ж только из заботы, Лена. Времена нестабильные. Кто его знает, кто с кем завтра жить будет. Вот я, например, после сорока развелась — и не пожалела. Мужик потом с секретаршей жил. А я себе спокойно в своём жилье сижу. Умная была.
— Не то слово, — отозвалась Елена холодно. — Умная — ещё мягко сказано.
Раиса Васильевна резко обернулась, но сделала вид, что не поняла.
— Ну-ну, чего ты так злая-то? Женщинам сейчас трудно. Работа, быт, всё сама… Ты просто подумай — если вдруг что, ты же сразу на улицу? Я не хочу, чтобы ты страдала. Лучше пусть всё будет под контролем. На меня оформим, а дальше живите, как хотите.
— Как хотите? — переспросила Елена. — То есть ты предлагаешь мне продолжать жить на квартире, которая мне больше не принадлежит, и верить, что ты, при случае, просто так нас не вышвырнешь?
— Ну что ты, Лена, ну что за выражения! — всплеснула руками Раиса Васильевна. — Кто кого вышвыривает? Я, между прочим, мать твоего мужа!
— А я, между прочим, его жена. Пока ещё. — Елена подошла к Диме, выхватила у него папку и, не глядя, швырнула на стол. — Только знаешь что, если вы решите, что это нормально — ты и твоя «умная» мама, — то я сама уйду. И никаких судов. Только, Дим, запомни: второй раз такой дурой я не буду. Я тебя полюбила — и это была моя ошибка. Повторять её не планирую.
Раиса Васильевна прыснула:
— Ой, какая драма! Ну прямо бразильский сериал. «Рабыня Изаура» 2.0. Ха-ха-ха!
— Смейтесь, Раиса Васильевна, — с ледяной усмешкой сказала Елена. — Только вы не заметили, как именно такие сериалы заканчиваются: выжившая героиня уезжает на новом «мерседесе», а «мама» остаётся одна — в старом халате и с разбитой чашкой в руке.
И она вышла в спальню. С трясущимися руками, пульсирующими висками, и полным ощущением, что на этой кухне только что рухнул не только ужин, но и остатки доверия.
На следующий день Дима приехал с цветами. Жалкий букетик из «Пятёрочки». Он стоял под дверью, как провинившийся кот.
— Лена… — жалобно начал он, когда она открыла.
— Нет, Дима. Пока ты не сможешь сказать своей маме «нет» — мы не сможем быть вместе.
— Но я же люблю тебя…
— А я — себя. Наконец-то.
И она закрыла дверь. Не хлопнув — просто закрыла. С тихим щелчком. Как ставится точка в предложении, где больше нет места запятым.
— Ну, чего ты психуешь? — Дима стоял в коридоре, мялся, как школьник возле кабинета директора. — Я ж тогда ничего не подписал…
— Но подумал подписать. — Елена стояла босая на кафеле, держа в руках чашку кофе. Она даже не предложила ему пройти. — Для меня это уже многое значит.
Прошло три дня с визита Раисы Васильевны. За это время в квартире стало… свободнее. Елена спала одна, дышала легче, готовила, наконец, только для себя. И даже любимые хлопья, которые раньше Дима умудрялся съедать до её пробуждения, остались нетронутыми.
— Я просто не хотел скандала, — продолжал он, почесывая затылок. — Мама… она ж у меня такая. Ты знаешь.
— Да я знаю. Она у тебя — как налоговая. Вроде бы и родственница, но после встречи с ней хочется переехать в другую страну и сменить фамилию.
Он фыркнул. Улыбка появилась и тут же стёрлась.
— Можно я зайду? Мне надо поговорить.
Елена отошла в сторону. Молча.
Он прошёл, огляделся. Всё на месте. Только её взгляд теперь был не тёплый, не усталый. А такой… как у нотариуса, когда он зачитывает тебе пункт «в случае несоблюдения условий».
— Я говорил с мамой, — начал он. — Она… ну, не права была. Я ей сказал. Жёстко.
— Жёстко? — иронично приподняла бровь Елена. — Это ты у неё чай не допил?
— Я сказал, что не отдам квартиру. Что ты не заслуживаешь такого отношения.
— Какое облегчение. Надо же — спустя три года ты вспомнил, кто тебе жена.
Он опустил голову.
— Я был неправ. Очень. Просто… я с ней с детства. Она одна меня растила.
— А теперь она одна тебя и закопает. Живьём. Только ты даже этого не поймёшь, пока лопату не увидишь.
Он сел. Потёр лицо. Потом посмотрел на неё и тихо сказал:
— Я хочу, чтобы мы начали сначала.
Елена молчала. Потом села напротив.
— Ты хочешь? Начать сначала?
— Да.
— Тогда послушай меня, Дима. С самого начала.
И она выложила. Всё. Как продавала бабушкину двушку, как ждала этого «вот-вот получу повышение» почти два года. Как оплачивала курсы, чтобы сменить профессию. Как верила, что они вдвоём — это команда, а не «он с мамой, а она просто рядом». Как вставала в шесть, чтобы готовить ему завтрак, когда он даже не знал, как включается чайник.
— Я не требую благодарности. Я просто хочу, чтобы меня не предавали. Особенно не так тупо.
Он слушал. Без слов. Только плечи опускались всё ниже.
А потом… зазвонил телефон.
И он ответил. Елена уже чувствовала — это была она.
— Да, мам… Да, я у Лены… Нет, мы просто разговариваем… Мам, я сказал, не сейчас… — голос срывался. — МАМА, НЕ СЕЙЧАС.
Он резко отключил и положил телефон.
Елена встала.
— Ты хочешь начать сначала? С этим?
Он открыл было рот, но не успел.
Вторая волна накатила вечером.
На следующий день Елене позвонили из детского сада, куда она возила младшего брата — племянника. Сказали, что поступил звонок «от бабушки ребёнка», которая просила аннулировать доверенность.
— Какая ещё бабушка? — Елена стояла в телефоне в ступоре. — Вы что, с ума сошли? Это моя сестра оформила доверенность на меня, у ребёнка нет никакой Раисы!
Директор сада смутилась:
— Нам позвонили, сказали, что ребёнка вывозят неизвестно куда. Что вы — бывшая жена сына звонившей. Мы обязаны были сообщить родителям.
Только в этот момент до Елены дошло.
Это уже война. Раиса Васильевна решила играть грязно.
Елена набрала сестру, та, конечно, всё опровергла, но осадок остался.
Потом пришла СМС:
«Ты сама во всём виновата. Надо было держать мужа, а не права качать. Надеюсь, у тебя есть куда пойти, кроме как в суд. Раиса.»
Без «здравствуй», без «до свидания».
Елена сидела на кухне, в одной футболке, и сжимала телефон.
Она написала адвокату. Потом вытащила из шкафа банковскую папку. Там были все переводы, чеки, даже скриншоты с первых переписок о покупке квартиры. И справка о продаже её доли в квартире бабушки.
Пусть суд решает, кто здесь гость, а кто хозяин.
И именно в этот момент зазвонил домофон.
Ну кто ещё?
Она подошла к трубке. Нажала.
— Кто там?
— Это я, Елена… — голос был слабый. Мужской. Старческий.
Она нахмурилась.
— Простите, вы кто?
— Это… отец Димы. Николай. Можем поговорить?
Она молча нажала кнопку. Дверь внизу открылась.
Отец? — Елена стояла, ошеломлённая. — А его вообще кто-нибудь видел за последние двадцать лет?
Через минуту в дверях стоял мужчина лет шестидесяти пяти. В старом пальто. С добрыми, но уставшими глазами.
— Простите, что без предупреждения. Я не вмешивался раньше. Но теперь — должен.
Он посмотрел на неё внимательно.
— Я вам кое-что расскажу. Но только если вы не прогоните меня сразу.
И Елена, чувствуя, как всё переворачивается, отошла в сторону, открывая проход.
— Ну что, угощу чаем? — Елена поставила на стол кружку с кипятком. — С сахаром?
— Без, спасибо, — Николай тихо улыбнулся. — Мне сладкого хватило от Раисы. На всю жизнь.
Он был старше, чем она ожидала. Лицо — уставшее, будто каждый день ему приходилось разговаривать с бывшей женой и судьёй по алиментам одновременно. Пахло от него табаком, но не дешевым сигаретным, а терпким, каким-то советским, как от деда.
— Вы правда… отец Димы?
— Угу. Тот самый. Из детства с вырезанными фотографиями. Раиса не любила лишние лица в кадре.
Он медленно поставил кружку и посмотрел на Елену.
— Я пришёл, потому что видел, как мой сын начинает повторять мои ошибки.
— Вы имеете в виду, что… позволяли ей собой управлять?
— Не только. Я боялся. Боялся идти против неё, потому что казалось — она единственная, кто знает, как надо. Только потом понял: она не знает, как надо. Она знает, как должно быть по-ЕЁ.
Пауза. Чай парил, капал с носика на скатерть.
— Раиса хочет, чтобы все были ей обязаны. Всю жизнь. Я — за то, что «оставил» её, когда не вынес. Дима — за то, что родился. Вы — за то, что отняли у неё сына. Хотя он уже взрослый. Но она так не считает.
Елена молчала.
— Когда я ушёл, Диме было девять. Она сказала, что я умер. Он до пятнадцати думал, что у него нет отца. Только потом сам нашёл меня. Мы встречались втайне. Я не мог в суд — она бы сделала всё, чтобы меня посадили. Она умела…
Он замолчал.
— Простите, что не появился раньше. Я не имел права лезть. Но теперь… она перешла границу. И вы не должны оставаться с этим в одиночку.
Елена вдруг поняла: у Раисы Васильевны за плечами не просто манипуляции. Там — годы практики. Тренировка. Система.
— Спасибо вам, Николай. — Она встала. — Но я справлюсь. Я не Дима.
На следующий день она поехала в банк и подала заявление на отзыв согласия по кредиту — деньги, вложенные в квартиру, были наполовину её. Договор купли-продажи оказался оформлен до регистрации брака. И теперь выяснилось: доли чётко не распределены. А значит, она могла заявить свои права.
И я заявлю. Пусть суд разбирается.
Но это было ещё не всё.
Через два дня раздался звонок в дверь. Не домофон. Уже в квартиру. Как будто кто-то прошёл.
Елена открыла. На пороге — Раиса Васильевна. В светло-розовом пальто, с улыбкой, как у доброжелательной санитарки в морге.
— Ну здравствуй, Леночка. Надо поговорить.
— Я думаю, нам не о чем. — Елена даже не покачнулась. — Разве что — через адвоката.
— Ой, да брось. Ну что ты, в самом деле… Ты же не хочешь, чтобы всё закончилось так некрасиво.
— Я хочу, чтобы всё закончилось честно. А красиво — это уж как выйдет.
Раиса прошла в прихожую сама. Сняла пальто.
— Где Дима?
— У себя. Или у тебя. Я теперь не слежу.
Раиса повернулась. Улыбка исчезла.
— Значит, ты пойдёшь до конца?
— Я не начинала. Вы начали.
Раиса поджала губы.
— Он тебя любит.
— Он не знает, что это такое. У него нет этого опыта. Он только знает, как слушать громкую женщину с прищуром. И делать, как она сказала.
Раиса пошла к столу. Села.
— Я думала, ты умная. А ты — как все. Рвёшь то, что можно было бы сохранить.
— Я и сохраняла. Три года. А теперь… сохраняйте сами.
Пауза.
— Ты знаешь, что я могу сделать? — её голос стал тише, злее. — Я могу доказать, что эти деньги были «даром сыну». Через Диму. А он напишет заявление. Что всё — его. Всё.
— Он так сделает?
— Если я попрошу. — Она посмотрела пристально. — И он не откажет.
Елена вздохнула. Подошла. Поставила перед Раисой папку с документами.
— Прочтите внимательно. Вот справка о продаже моей квартиры. Вот платёжки. Вот переписка, где Дима пишет: «оформим на нас двоих, как и договаривались». А вот — заявление о признании половины квартиры совместно нажитым имуществом. Уже в суде. А теперь — уйдите.
Раиса Васильевна вскочила. Руки дрожали.
— Ты… ты мне никто, Елена. Совсем никто!
— Да. Но теперь — и вы мне никто. Абсолютно.
И она закрыла дверь. Перед носом.
Через неделю пришёл Дима. Один.
— Я уехал от неё. — Он стоял в коридоре, босой, с пакетом вещей. — Я понял, что всё это — неправильно. Я не хочу, чтобы ты страдала.
— Поздно, — тихо сказала Елена. — Я уже не страдаю. У меня всё прошло. Знаешь, как грипп. Сначала — лихорадка, потом — слабость, а потом ты просто радуешься, что не умер.
Он опустил голову.
— Прости.
— Я тебя прощаю. Но не возвращаю.
Она провожала его до лифта. И вдруг, в последний момент, сказала:
— Скажи своей маме, что я благодарна. Благодаря ей я наконец увидела, с кем живу. А теперь — живу без.
Дверь лифта закрылась. А Елена вернулась в квартиру.
В своей квартире.
