— Ты вообще совесть потеряла, Инга?! — голос Натальи дрожал, но она уже не могла остановиться. — Я только убрала, а ты опять — шелуху на диван, на пол, на стол!
Инга не шевельнулась. Лежала на диване в растянутой футболке с логотипом какого-то фитнес-клуба, который она, разумеется, видела только на футболке. Пальцы ловко щёлкали семечки, щёлк-щёлк-щёлк — ритм раздражал, как комар возле уха ночью.
— Наташ, ты чего заводишься-то? — лениво протянула золовка, даже не взглянув на неё. — Я отдыхаю. После работы, между прочим.
— После какой работы? — Наталья упёрла руки в бока. — Ты через день пару часов в салоне подметаешь, и всё! А остальное время — сериалы и мусор по всей квартире.
Инга зевнула и сплюнула шелуху прямо на ковер.
— Слушай, не начинай, ладно? Я устала.
Наталья почувствовала, как внутри закипает что-то липкое и злое. Три месяца. Три. Они обещали пожить максимум две недели, «пока найдут съемную», а теперь обжились, как в санатории.
— Инга, мне не сложно убрать. Но хоть не сори, ладно? Я же только всё вымыла.
— Тебе заняться нечем, что ли? — фыркнула золовка. — Вот и мой. Я в твои дела не лезу.
— Это мой дом, между прочим, — выдохнула Наталья. — И если ты живёшь здесь, будь добра — уважай хоть минимально порядок.
— Да пошла ты со своим порядком! — Инга резко села, глаза метнули злой блеск. — Андрей! — крикнула она. — Иди сюда, поговори со своей женушкой!
Из спальни донеслись тяжёлые шаги. Андрей появился в дверях — босой, взъерошенный, в растянутых шортах. Вид у него был такой, будто его только что вытащили из сна и бросили в холодную воду.
— Что за ор? — зевнул он. — Опять вы сцепились?
— Да! — Инга вскочила, руки на груди. — Я, значит, у тебя в гостях, а она на меня орёт, будто я ей чужая!
Наталья медленно выпрямилась. Грудь сжимало так, будто кто-то поставил туда камень.
— Андрей, три месяца. Три, — произнесла она глухо. — Они живут у нас три месяца, а я уже не могу дышать.
Муж устало потёр лицо ладонями.
— Наташ, ну не начинай. У людей проблемы, ты же знаешь. Инга — моя сестра.
— Проблемы? — Наталья фыркнула. — У неё единственная проблема — лень. Работать не хочет, квартиру снимать не хочет, зато семечки лузгать и сериалы смотреть — пожалуйста.
Инга вскрикнула, словно её ударили.
— Ты слышал, как она со мной разговаривает?! Андрей, я вообще-то твоя сестра!
— Наташа, ну извинись ты, — Андрей шагнул ближе, пытаясь сгладить. — Что тебе, сложно, что ли?
— Извиниться? — Наталья не поверила ушам. — За что? Что я устала жить в бардаке?
— Не драматизируй, — раздражённо бросил Андрей. — Всего-то шелуха на ковре.
— Да это не в шелухе дело! — закричала Наталья. — Я как домработница тут! Всё на мне — уборка, еда, стирка, всё! А вы живёте, будто в гостинице, и ещё рот открываете!
— Всё, хватит! — Андрей рявкнул и повернулся к сестре: — Не обращай внимания.
Инга удовлетворённо усмехнулась, села обратно и включила телевизор. Наталья стояла, будто прибитая к полу. Андрей даже не взглянул на неё — просто развернулся и ушёл.
Она осталась одна в комнате, с тряпкой в руке и шелухой, прилипшей к пальцам.
Три дня Наталья ходила по квартире, как призрак. Андрей делал вид, что ничего не происходит. Инга и её муж Павел — тот вообще был как мебель, тихий, мрачный, всё время с телефоном в руках — ели на кухне, громко смеялись, смотрели шоу. Её за стол больше не звали.
На четвёртый день Наталья не выдержала. Сидела утром у окна, смотрела, как за стеклом мокрый двор, редкие прохожие с зонтами, и вдруг поняла — надо уезжать. Просто уехать, иначе она сорвётся.
Она собрала сумку, пару платьев, зарядку, паспорт.
— Андрей, я поеду к маме, — сказала она, стоя в дверях кухни.
Он оторвался от тарелки с супом, посмотрел как-то вяло.
— Чего вдруг?
— Хочу отдохнуть, — коротко ответила она. — Неделю побуду.
Инга, сидящая рядом, притворилась, что не слышит. Только уголок её губ чуть дёрнулся — довольная.
— Ну езжай, — сказал Андрей и вернулся к еде. — Нам тут всё равно нормально.
«Нам». Это слово резануло. Наталья молча кивнула и вышла. Никто даже не посмотрел ей вслед.
Мамин дом встретил запахом выпечки и тёплым светом из кухни.
— Наташка! — Мать выбежала навстречу, обняла, поцеловала в щёку. — Что случилось? На тебе лица нет.
— Да всё нормально, мам, — тихо ответила она, ставя сумку у двери. — Просто устала.
Но вечером за чаем рассказала всё. Про шелуху, грязь, равнодушие мужа, как живут чужие люди в её квартире и чувствуют себя хозяевами. Мама слушала молча, но глаза её всё время становились всё жёстче.
— Знаешь, доченька, — наконец сказала она, — ты слишком добрая. Вот просто слишком. Люди на тебе ездят, потому что ты не умеешь послать.
— Мам, это же семья… — Наталья мешала ложкой сахар, стараясь не встречаться взглядом.
— Семья? — Мама криво усмехнулась. — Семья — это те, кто рядом, когда тебе плохо. А эти? Они тебя просто используют.
Наталья вздохнула.
— Андрей говорит, что мы должны помогать.
— Помогать можно, когда просят по-человечески. А не когда нагло садятся на шею.
Мама говорила спокойно, но в голосе звенела сталь. Наталья понимала: правду не прикроешь заботой.
Неделя пролетела быстро. Мамин дом будто вылечил её на время — чисто, спокойно, никто не спорит, не швыряет шелуху на пол. Она вставала рано, помогала в саду, мыла окна, пекла булочки, читала книги. Тишина и порядок — вот чего ей не хватало.
Но вечерами всё равно возвращались мысли. «А Андрей? Он хоть скучает? Или ему так даже удобнее — я не мешаю его любимой сестричке?»
На седьмой день она собрала вещи. Возвращаться не хотелось, но и бежать от проблем — не вариант. Её дом, она должна навести порядок сама.
Дверь открылась тяжело, будто за эти дни замок заржавел. Наталья шагнула в прихожую — и запах ударил в нос. Старой еды, грязных тарелок, чего-то кислого.
— Господи… — прошептала она.
В гостиной на столе — тарелки с засохшей едой, стаканы, липкие следы, фантики, пепел. Ковер усеян крошками, будто по нему ходили в ботинках.
На диване валялась чья-то куртка, и на подлокотнике стояла банка из-под пива.
Наталья прошла на кухню — и ахнула. Раковина забита посудой до краёв. Кастрюли со слипшейся кашей, какие-то коробки из-под доставки, мусорное ведро переполнено.
Она стояла посреди всего этого хаоса и думала только одно: «Это больше не мой дом. Это общежитие. Или свинарник».
— О, хозяйка вернулась! — услышала она за спиной.
Наталья резко обернулась. На пороге стояла Инга, всклокоченная, в старом халате, с телефоном в руке.
— Ты вообще нормальная? — начала она с порога. — Уехала, даже денег не оставила! Мы с Андреем тут как хотите выкручивайся!
Наталья молча смотрела на неё.
— Мы, между прочим, заказывали еду, чтобы не умереть с голоду! — Инга шла в наступление. — Ты хоть представляешь, сколько это стоит?
— Да ты что… — Наталья тихо усмехнулась. — А посуду тоже заказывали — чтобы не мыть?
Инга прищурилась.
— Слушай, не умничай, ладно? Если бы ты не свалила к своей мамочке, всё было бы нормально!
Но Наталья уже не слушала. Где-то в глубине груди что-то надломилось. Всё терпение, вся эта привычная осторожность — как будто испарились.
— Три месяца, — тихо сказала она, и голос прозвучал странно ровно. — Три месяца вы тут живёте, ничего не делаете, а теперь ещё и претензии предъявляете.
Инга открыла рот, чтобы что-то ответить, но в этот момент из комнаты показался Павел — мятый, сонный, с телефоном в руке.
— Что там опять? — буркнул он.
Наталья посмотрела на них обоих — и поняла: всё, хватит.
В кухню вошёл Андрей — мрачный, с заломленной прической, будто только что вылез из-под одеяла. Наталья знала это выражение лица: «опять начинается».
— Что тут у вас? — устало спросил он. — Можно хоть один день без криков?
Инга закатила глаза:
— Да вот, твоя жена устроила истерику. Только приехала — и уже орёт. Мол, бардак ей не нравится.
— Андрей, — Наталья говорила тихо, но в голосе дрожал металл. — Посмотри вокруг. Это не бардак — это катастрофа. Квартира воняет, посуда гниёт, холодильник пуст.
Муж подошёл, открыл дверцу холодильника, заглянул. Потом пожал плечами.
— Ну, бывает. Продукты кончились, купим завтра.
— Купим? — Наталья вскинулась. — На что? Я уезжала на неделю, оставила вам еду, деньги — всё. А теперь тут пусто. И ты говоришь — “купим”?
Инга фыркнула:
— Ну не голодать же нам было! Заказывали еду, всё честно.
— Честно? — Наталья рассмеялась — коротко, зло. — А платить кто будет? Или я опять должна за всех?
— Наташа, ты начинаешь, — сказал Андрей. — Мы же семья.
— Какая семья?! — взорвалась она. — Ты со мной уже не разговариваешь! Сестра твоя орёт на меня в моём же доме, муж её жрёт и гадит где попало, а ты молчишь!
Павел приподнял голову:
— Полегче, а? Мы же не чужие.
— Да вы мне никто! — Наталья обернулась к нему. — Ни копейки не внесли, зато хлам за собой оставили!
Инга вспыхнула, вскочила:
— Ты кто вообще такая, чтобы меня оскорблять?! Я у брата живу, поняла?! Это тоже его квартира!
Андрей нахмурился, будто собирался сказать что-то разумное, но в итоге только буркнул:
— Наташ, ну правда, хватит уже этих истерик.
Её словно ударили.
— Истерик?.. Ты называешь это истерикой? Я просто требую элементарного уважения!
— Да мы тебя уважаем, — спокойно сказал Павел, садясь обратно. — Просто ты какая-то нервная стала. Может, тебе отдохнуть надо подольше?
Инга прыснула смехом. Наталья посмотрела на них — троих — и почувствовала, как внутри всё холодеет.
Вот они, её «близкие»: сидят, едят, шутят, живут у неё на шее. И никто, вообще никто не видит в этом проблемы.
— Ты сама виновата, что терпишь, — вдруг сказала Инга, уже не крича, а почти с жалостью. — Надо было сразу нормально с нами договориться.
— Договориться? — Наталья усмехнулась. — Вы приехали “на пару недель”, помнишь? А теперь уже третий месяц.
— Мы же не виноваты, что съём дорого стоит, — Павел пожал плечами. — Сейчас времена такие.
— Ага, — Наталья хмыкнула. — Зато на доставку еды у вас деньги есть.
— Наташ, не ершись, — вмешался Андрей. — Всё уладим.
Она посмотрела на мужа и вдруг поняла: в его глазах — усталость, раздражение, равнодушие. Никакой поддержки, никакого “мы”. Всё кончилось, и давно. Просто она не хотела видеть.
— Знаешь что, Андрей? — голос у неё стал тихим, почти спокойным. — Уладите. Только без меня.
Он нахмурился.
— Это как понимать?
— Так и понимать, — Наталья подошла к окну, глядя на серый двор. — Собирайте вещи. Все трое. Сегодня.
Повисла тишина. Только капала вода из-под крана.
Инга открыла рот, не веря:
— Это шутка?
— Нет, — Наталья обернулась. — Я больше не хочу, чтобы вы здесь жили.
— Ты офигела?! — взвизгнула Инга. — Мы ж не просто так! У нас нет квартиры!
— Это не моя проблема, — холодно сказала Наталья. — Я устала жить в этом аду.
Андрей поднялся, подошёл ближе.
— Наташ, давай без глупостей. Мы же семья.
— Семья — это когда уважают, — перебила она. — А не когда живут за чужой счёт.
— Серьёзно, ты нас выгоняешь? — Павел покачал головой. — Прямо так? На улицу?
— Да, — коротко ответила Наталья. — На улицу, если больше некуда.
Инга захлопала ресницами, будто не веря.
— Андрей, ты что стоишь?! Скажи ей хоть что-то!
Андрей медленно повернулся к жене.
— Наташа… ну ты не права. Это и моя квартира тоже.
— Куплена до брака, — напомнила она, не повышая голоса. — Так что — нет, не твоя.
Он замер. Потом нахмурился, но спорить не стал. В комнате стало тихо. Инга молчала, глядя в пол, Павел отвёл глаза.
Наталья стояла посреди кухни — ровная, спокойная, будто всё это не с ней. Где-то глубоко внутри мелькнуло чувство облегчения. Её будто отпустило.
— У вас полчаса, — сказала она. — Потом я поменяю замок.
— Наташ… — Андрей шагнул к ней, но она отступила. — Не делай глупостей.
— Глупость — это терпеть всё это дальше. А я — больше не буду.
Сборы прошли молча. Инга шипела под нос, Павел ругался себе под нос, Андрей молчал. Наталья стояла в коридоре, не вмешиваясь. Каждый звук был громче обычного — молния на сумке, шаги, хлопок дверцы шкафа.
Через сорок минут троица стояла у двери.
— Ты ещё пожалеешь, — процедила Инга. — Мы к тебе больше не вернёмся.
— Очень на это надеюсь, — ответила Наталья спокойно.
Андрей задержался на пороге. Хотел что-то сказать, открыл рот — и закрыл. Просто взял пакет, надел куртку и вышел.
Дверь хлопнула.
Тишина.
Наталья стояла посреди квартиры, слушая, как в трубах журчит вода. Потом медленно прошла в гостиную. На столе — липкие пятна, на полу — шелуха, пустые бутылки. Она села на диван и выдохнула.
Было странное чувство: не радость, не боль — просто пустота. Но эта пустота была правильная. Свободная.
Она встала, взяла мусорный пакет, начала собирать всё подряд — фантики, банки, грязные салфетки. Действовала машинально, без эмоций. Каждая вещь, летевшая в пакет, будто отрезала кусок прошлого.
Всё кончено.
Поздно ночью Наталья сидела у окна. За стеклом — редкие фонари, гул машин. В квартире — тишина, чистый воздух, пустой холодильник, но впервые за долгое время ей было спокойно.
Она достала телефон. Несколько пропущенных от Андрея. Сообщение: «Ты сама всё разрушила. Надеюсь, счастлива.»
Она смотрела на экран, потом выключила телефон и поставила его экраном вниз.
— Да, счастлива, — прошептала она.
Впервые за много месяцев — без семечек на ковре, без чужих голосов, без бесконечных упрёков. Только она и её дом.
Своя жизнь, наконец-то.
