— Да вы специально меня довести хотите, да? — голос Леры дрожал, но не от страха, а от злости. — Сколько можно в мою жизнь лезть?
— Не повышай голос, — отозвалась Тамара Павловна, не отрываясь от чашки чая. — Я просто говорю, как правильно. Женщина в доме должна держать порядок, а у тебя бардак.
Лера стояла посреди гостиной, сжимая в руках прищепки. Только что вешала свежие шторы — светлые, лёгкие, без цветочков, которые терпеть не могла. И вот опять: свекровь всё видит, всё знает, и, конечно, ей всё не так.
— Бардак, значит? — Лера усмехнулась. — Ну извините, я не привыкла жить по инструкции, составленной сорок лет назад.
— А по какой инструкции ты живёшь, интересно? — подняла брови Тамара Павловна. — У тебя даже утюг стоит не на своём месте. И вообще, зачем ты купила этот серый ковёр? Тут просится бежевый, уютный. Серый — как у бухгалтерши какой-то.
Лера стиснула зубы и повернулась к мужу. Дима, как всегда, сидел на диване с телефоном, делая вид, что разговора не существует. Вечно он “не вмешивается”.
— Дим, скажи хоть ты что-нибудь, — устало бросила она. — Твоя мама считает, что я живу неправильно.
— Мам, — протянул Дима, не поднимая глаз, — ну, может, хватит? Лера сама разберётся.
— Что — хватит? — возмутилась свекровь, поставив чашку на стол. — Я пытаюсь помочь, а она вечно воспринимает это в штыки. Я, между прочим, дом этот своими руками поднимала! А теперь всё переделали под какие-то журнальные картинки, будто в гостинице живёте!
— Мам, — Дима выдохнул, но тон его был вялым, — ну давай не будем.
И всё. Как обычно. Ни одной попытки встать на сторону жены. Ни слова поддержки.
Лера почувствовала, как в груди что-то натянулось, словно струна. Ещё секунда — и порвётся.
— Всё ясно, — коротко сказала она. — Я пойду.
— Куда ты опять? — вспыхнула Тамара Павловна. — Стоит разговор затеять — сразу в бега!
Лера не ответила. Захлопнула за собой дверь спальни и облокотилась о стену.
Из кухни донёсся тихий голос Димы:
— Мам, ну зачем ты её провоцируешь?
— Я провоцирую? — отозвалась та. — Да я просто сказала, что хозяйка должна быть аккуратной! А если она так реагирует — значит, сама понимает, что не тянет!
Лера закрыла глаза. Казалось, воздух вокруг стал гуще, как кисель. Она не плакала — просто не было сил. Всё это давно стало привычным фоном: советы, упрёки, насмешки.
Ей даже снились иногда их диалоги, слово в слово.
Дима зашёл минут через двадцать, как обычно — виновато, осторожно, словно боялся, что она бросит в него чем-нибудь тяжёлым.
— Лер, ну чего ты, — произнёс он, садясь на край кровати. — Мама не со зла. У неё просто характер такой.
— Знаю, — ответила Лера ровно. — Только почему я должна это терпеть?
— Потому что она временно у нас. Ещё пара недель, и всё.
— “Временно”? — Лера повернулась к нему. — Это ты так называешь, когда человек командует в нашей квартире третий месяц подряд?
— Да не командует она…
— Дима, — перебила она, глядя прямо ему в глаза, — ты хоть понимаешь, что я себя в этом доме как квартирантка чувствую?
Он отвёл взгляд, уставился в пол. Молчал. Это молчание было хуже любых слов.
Утром следующего дня Лера красилась перед зеркалом, когда дверь ванной тихо скрипнула.
— Опять накрасилась? — голос свекрови прозвучал с той же интонацией, с какой другие спрашивают: “Опять мусор не вынесла?”
Лера посмотрела на отражение женщины за спиной.
— Да, накрасилась. А что?
— Просто странно. Домохозяйке, вроде, не к чему лишний раз мазаться. Или ты в офис собралась, как будто тебя там ждут?
— Мне нравится быть ухоженной, — спокойно ответила Лера.
Тамара Павловна хмыкнула:
— Ухоженной… Девочка, ухоженность — это когда в доме чисто, а не когда ресницы в три слоя.
Лера положила тушь на полку и медленно повернулась.
— Знаете, Тамара Павловна, — начала она тихо, — мне кажется, вы просто ищете повод меня уколоть.
— Я? — женщина округлила глаза. — Да что ты, Лерочка, просто пытаюсь тебя направить. Сын мой выбрал тебя, я стараюсь помочь вам стать нормальной семьёй.
— Нормальной? — Лера сдержанно рассмеялась. — По-вашему, нормальная семья — это когда я делаю всё, как вы хотите?
— Конечно. Я же опытнее, — без тени иронии сказала свекровь. — А ты ещё молодая, всё делаешь через эмоции.
Слова ударили точно в цель. Лера почувствовала, как внутри всё закипает.
— Знаете что? — прошептала она, но голос дрожал. — Давайте вы будете жить своей жизнью, а я — своей.
— Какая дерзкая, — усмехнулась Тамара Павловна. — Вот видишь, Димочка, как с тобой разговаривает? А я её, можно сказать, как дочку приняла.
Лера вздрогнула — значит, он снова где-то рядом стоял. Конечно.
На кухне хлопнула дверца холодильника, и он выглянул в проём.
— Мам, ну перестань, — пробормотал он. — Лера, ты тоже не заводись.
— “Не заводись”? — Лера рассмеялась — коротко, нервно. — Твоя мать только что сказала, что я тебе не пара, а я должна не заводиться?
— Я такого не говорила! — возмутилась свекровь. — Я просто считаю, что ты могла бы больше стараться.
— Всё, хватит, — Лера взяла полотенце, кинула его на раковину и вышла из ванной.
Вечером она не ужинала с ними. Сидела на подоконнике, глядя на ноябрьскую темноту за окном — мокрый снег падал редкими хлопьями, на дороге отражались огни машин. Всё казалось чужим, холодным, как её собственная жизнь.
На следующий день пришёл звонок.
— Елена Дмитриевна? — спросил мужской голос. — Я звоню из нотариальной конторы. Вам полагается наследство от вашей бабушки. Дачный участок в Сергиевском районе. Когда сможете подойти?
Она чуть не уронила телефон.
Бабушка умерла три года назад, и всё это время о её имуществе никто не вспоминал.
Дача… та самая, где она ребёнком ловила лягушек в пруду, пекла картошку в костре.
Впервые за долгое время Лера ощутила что-то похожее на облегчение. Возможно, это её шанс.
В субботу Лера поехала посмотреть участок. За городом пахло мокрыми листьями, воздух был свежий, почти хрустящий. Домик стоял целый, хоть и облезлый — старая краска, потрескавшиеся ступеньки. Но внутри было сухо, светло. Всё, как в детстве.
— Если продать, можно выручить миллионов три с половиной, может, четыре, — сказал риелтор, осматривая стены. — Коммуникации есть, место хорошее, до города полтора часа.
Лера кивнула.
Четыре миллиона — это почти квартира. Своя. Без чужих замечаний и “советов”.
Когда вечером она вернулась домой, Дима сидел за ноутбуком.
— Ну что там с дачей? — спросил он, не глядя.
— Продавать буду, — коротко ответила она, снимая куртку.
— Сразу? Может, не стоит торопиться? Мама, кстати, обрадуется — она всегда мечтала о даче.
Лера резко обернулась.
— Мама? — голос её стал ледяным. — При чём тут твоя мама? Это моё наследство.
— Ну просто… семейное всё-таки, — пробормотал он. — Мы же семья.
— Нет, Дим, — спокойно, но твёрдо произнесла Лера. — Семья — это когда тебя поддерживают, а не контролируют.
Он ничего не ответил. Только снова уткнулся в экран.
И Лера поняла: разговоры кончились. Остались только решения.
Звонок в дверь прозвенел в самый неподходящий момент — Лера как раз разговаривала с агентом, уточняя дату показа дачи.
— Да, договор в силе. Завтра в двенадцать, я буду на месте, — сказала она, закончив разговор.
Открыла дверь — и сердце провалилось в живот.
На пороге стояла Тамара Павловна. В пуховике, с надвинутым на лоб капюшоном, глаза горели — не гневом даже, а какой-то жёсткой уверенностью, будто она пришла вершить правосудие.
— Что это за новости? — начала она без “здравствуй”. — Это правда, что ты решила продать дачу?
Лера не моргнула.
— Правда.
— И ты даже не посоветовалась с Димой? Со мной?
— А должна была? — Лера оперлась на косяк, скрестив руки. — Это моё имущество. Моя бабушка мне оставила, не вам.
— Ах, имущество! — фыркнула свекровь, проходя мимо прямо в гостиную, будто хозяйка. — Слова-то какие умные выучила. А совесть где, Лерочка? Я всю жизнь мечтала о даче, чтобы летом туда выезжать, с внуками, с цветами. А ты всё спускаешь под нож ради своих капризов.
Лера почувствовала, как в ней поднимается волна — медленно, но мощно, как прилив.
— Это не каприз. Это шаг. Я хочу купить квартиру. Чтобы жить отдельно.
— Отдельно? — переспросила Тамара Павловна, будто услышала ругательство. — А Дима что, с тобой не собирается?
— Это уже как он решит, — ответила Лера, глядя прямо в глаза.
В этот момент дверь в спальню открылась, и Дима выглянул, заспанный, в домашней футболке.
— Мам, ты чего опять начинаешь?
— Начинаю?! — она всплеснула руками. — Твоя жена собирается продать имущество семьи! Без твоего ведома!
Дима перевёл взгляд на Леру, нахмурился:
— Это правда?
— Правда, — спокойно ответила она. — Я не собираюсь никого спрашивать разрешения.
— Лер, ну ты хотя бы меня могла поставить в известность! — вспылил он. — Это же общее дело!
— Общее? — переспросила она тихо, но глаза сверкнули. — Удивительно. Когда твоя мама диктовала, как мне посуду мыть, или когда ты делал вид, что ничего не происходит, — это не было “общим делом”. А теперь — общее?
Он замолчал. Тамара Павловна подхватила момент, словно только этого и ждала.
— Вот видишь, сынок? Я же говорила: характер у неё вспыльчивый. Она всё сделает по-своему, даже если тебе будет плохо.
— Мам, — выдохнул он, — не надо…
Но поздно. Слова уже зависли в воздухе, и тишина стала такой плотной, что слышно было, как гудит холодильник.
Лера подошла к окну, отодвинула штору. На улице мела позёмка, серый снег ложился на мокрый асфальт. В голове вертелась одна мысль: “Я устала жить под прицелом”.
— Всё, хватит, — сказала она, не оборачиваясь. — Я уже приняла решение. Документы на продажу почти готовы.
Тамара Павловна усмехнулась.
— Думаешь, тебе кто-то даст спокойно продать?
— А кто мне запретит? — холодно спросила Лера.
— Закон, может, и не запретит, — парировала свекровь, — но совесть должна!
Лера резко повернулась.
— Совесть — это когда не лезут в чужую жизнь, — выпалила она. — Вы своей “совестью” меня год как душите!
Дима тихо втянул воздух сквозь зубы.
— Ну зачем ты так, Лер…
— А как? — перебила она. — Ты хоть раз встал на мою сторону? Хоть раз сказал своей маме, что хватит? Нет! Потому что тебе удобно. Пусть она решает, пусть она комментирует, пусть она рулит — лишь бы тебе не пришлось выбирать.
Он отступил на шаг, будто от удара.
— Это несправедливо…
— Зато честно, — ответила Лера.
Молчание тянулось долгие секунды. Потом Тамара Павловна резко развернулась и направилась к двери.
— Всё ясно. Неблагодарная. Я внуков мечтала нянчить, а получила хамку с замашками бизнесвумен.
— Хамка — зато самостоятельная, — сказала Лера ей вслед.
Дверь хлопнула так, что в прихожей звякнуло зеркало.
Прошла неделя. В доме стояла странная тишина — как после грозы, когда всё вокруг вроде спокойно, но воздух ещё пахнет озоном. Дима почти не разговаривал. Ночевал иногда у матери. Возвращался с усталым видом, словно выполнял повинность.
Лера оформляла сделку. Подписывала бумаги, считала суммы, созванивалась с риелтором. Всё было в движении, всё кроме неё самой — внутри зияла пустота.
В один из вечеров Дима всё-таки заговорил.
— Лер, может, не будем торопиться? — спросил он, стоя в дверях кухни. — Я подумал… Если уж так, может, вложимся в ремонт маминой квартиры? Там две комнаты, можно там пожить, а потом…
Она даже не дослушала.
— Стоп. Ты серьёзно? После всего, что было? Ты предлагаешь переехать к ней?
Он пожал плечами.
— Там просторнее.
Лера засмеялась. Громко, но без радости.
— Вот оно. Ты даже не замечаешь, как легко сдаёшь меня.
— Я никого не сдаю! Я просто пытаюсь найти компромисс!
— Компромисс? — она шагнула ближе. — Ты путаешь компромисс с капитуляцией, Дим. И давно.
Он опустил глаза, а потом тихо произнёс:
— Знаешь, ты стала другая. Холодная какая-то. Раньше ты старалась, улыбалась, а теперь только претензии.
— А может, я просто перестала прогибаться, — сказала она спокойно. — И тебе это не нравится.
Он ничего не ответил. Только тихо вышел из кухни и закрыл за собой дверь.
Через пару дней Лера получила деньги — четыре миллиона двести тысяч. Вышла из нотариальной конторы, вдохнула холодный воздух и впервые за долгое время почувствовала лёгкость.
Не радость — нет. Просто ощущение, что на шее наконец перестали висеть гири.
Дома чемодан стоял уже собранный. Ничего лишнего: одежда, документы, ноутбук, пара книг.
Она сидела на диване, смотрела на часы. Дима должен был вот-вот вернуться.
Через полчаса ключ повернулся в замке. Он вошёл, увидел чемодан, замер.
— Это что?
— Я уезжаю.
— Куда?
— В новую квартиру. Купила сегодня.
— Ты серьёзно? — в голосе у него мелькнуло что-то вроде паники. — Мы же… семья.
— Семья — это когда люди идут в одну сторону, — тихо ответила она. — А мы стоим спинами друг к другу.
Он подошёл ближе, потянулся взять её за руку, но она отступила.
— Лер, не делай так. Мама уже остыла, всё можно наладить.
— Наладить? — она покачала головой. — Нет, Дим. Просто поздно.
Он опустился на стул, уткнулся лицом в ладони.
— Я не хотел, чтобы всё так вышло.
— А я хотела, — сказала она спокойно. — Потому что иначе я бы просто исчезла. Потихоньку, без шума.
Лера подняла чемодан и направилась к двери.
— Лер, подожди… — голос его звучал сзади, глухо, будто из другого мира.
— Нет, Дим. Я уже ждала достаточно.
Она вышла, закрыв за собой дверь. В подъезде пахло сыростью и чем-то металлическим. На улице валил снег — густой, мягкий, липкий. Так бывает только в начале зимы, когда город ещё не успел привыкнуть к белому.
